А. Безыменский. Партбилет № 224332
Весь мир грабастают рабочие ручищи,
Всю землю щупают — в руках чего-то нет…
— Скажи мне, Партия, скажи, чего ты ищешь?
И голос скорбный мне ответил:
— Партбилет…
Один лишь маленький… А сердце задрожало,
И в сердце вздрогнула последняя тропа.
Вчера я только лишь в руках его держала,
Но смерть ударила — и партбилет упал.
— Эй, пролетарии! Во все стучите двери!
Неужли нет его, и смерть уж так права?..
Один лишь маленький, один билет потерян,
А в теле Партии зияющий провал…
Я слушал Партию и боль ее почуял,
Но сталью мускулов наполнилась рука.
— Ей, слышишь, Партия? Тебе! Тебе кричу я!
Тебя приветствует рабочий от станка.
Пусть сердце сдавлено и боль неимоверна,
Тебе на помощь я пошлю миллионный вал.
Вал пролетариев под знаком Коминтерна
Заполнит в Партии зияющий провал.
А первый — я иду. Я — из Страны Советов!
Эй, слышишь, Партия?.. Даю тебе обет:
Пройдут лишь месяцы — сто тысяч партбилетов
Заменят Ленинский потерянный билет.
М. Исаковский. Песня о Сталине
Шумят плодородные степи,
текут многоводные реки,
Весенние зори сверкают
над нашим счастливым жильем…
Споем же, товарищи, песню
о самом большом человеке,
О самом родном и любимом, —
о Сталине песню споем.
За нашу счастливую долю
он шел через все непогоды,
Пронес он заветное знамя
над всей необъятной землей.
Вставали поля и заводы,
и шли племена и народы
На зов своего полководца,
на смертный, решительный бой
В глазах его ясных и чистых,
как светлую воду в колодце,
Черпали мы бодрость и силу
на нашем пути боевом…
Споем же, товарищи, песню
о самом большом полководце,
О самом бесстрашном и сильном, —
о Сталине песню споем.
Согрел он дыханием сердца
полярные ночи седые,
Раздвинул он горы крутые,
пути проложил в облаках.
По слову его молодому
сады зашумели густые,
Забила вода ключевая
в сыпучих горячих песках.
Как солнце весенней порою,
он землю родную обходит,
Растит он отвагу и радость
в саду заповедном своем…
Споем же, товарищи, песню
о самом большом садоводе,
О самом любимом и мудром, —
о Сталине песню споем.
Границы от вражьих нашествий
заделал он в броню литую,
Закрыл их стальными ключами
великих и славных побед.
В могучем Союзе Советов
он книгу нашел золотую,
Которую люди искали,
наверное, тысячу лет.
И силу, и юность, и славу
он дал нам на вечные веки,
Зажег нерушимые зори
над нашим счастливым жильем…
Споем же, товарищи, песню
о самом родном человеке,
О солнце, о правде народов,—
о Сталине песню споем.
(Отрывок из романа «Большой конвейер»)
Сзади, за спинами президиума, послышался шум. Орджоникидзе, сидящий, несмотря на то, что в зале было тепло, в зимней шубе, наброшенной на плечи, привстал и оглянулся; его секретарь, в защитной гимнастерке, сказал ему что-то на ухо. Серго покраснел, глаза его округлились, он отдал какое-то распоряжение.
Шум усиливался; в толпе, позади президиума, началось беспокойное движение.
Орджоникидзе повернулся к залу и высоким голосом крикнул:
— Сталин приехал!
Но об этом догадались по тому движению, которое происходило за столом президиума. В рядах зашумели и захлопали, некоторые вытягивали головы, чтобы разглядеть среди толпившихся в президиуме людей Сталина. Но его еще не было.
Шум и крики возрастали; встал весь президиум. Орджоникидзе, поддерживая локтями спадающую шубу, бешено аплодировал. Все его лицо блестело, он влюбленно глядел, как сквозь расступавшуюся толпу несколько убыстренным, энергичным шагом прошел Сталин в обычном своем костюме цвета хаки. Вынув из кармана несколько исписанных листков, Сталин положил их перед собой на трибуну.
Крики, шум и грохот аплодисментов усилились, слились, звучали непрерывно, изредка прорывался чей-то голос: «Да здравствует вождь партии» — и снова тонул в общем шуме.