По другую сторону баррикад сторонников «Народной воли», казалось, ждал впечатляющий успех. Невероятно, но крошечная организация, в которую входило всего несколько сотен человек, превратила царя в фактического узника в своём собственном дворце. Некоторое время всё благоволило народовольцам, в числе которых были самые решительные и революционные представители молодёжи. Новая организация, высоко централизованная и предельно засекреченная, возглавлялась Исполнительным комитетом, в который входили А. И. Желябов, А. Д. Михайлов, М. Ф. Фроленко, Н. А. Морозов, В. Н. Фигнер, С. Л. Перовская и другие. Программа «Народной воли», если сравнивать её со старым движением народников, была прогрессивной, поскольку чётко определяла политическую борьбу против самодержавия. Ленин всегда воздавал дань самоотверженному героизму народовольцев, однако неумолимо критиковал тактику индивидуального террора. «Народовольцы, – писал он позднее, – сделали шаг вперёд, перейдя к политической борьбе, но связать её с социализмом им не удалось»[36].
Программа «Народной воли» предусматривала «постоянный орган народного представительства», избираемый всеобщим голосованием, провозглашала демократические свободы, передачу земли народу и определяла меры по переводу фабрик и заводов в руки рабочих. Движение вовлекло в себя самых храбрых и самоотверженных людей. В их числе был Степан Халтурин из «Северно-русского рабочего союза». Он проявил большую предприимчивость и отвагу, устроившись столяром на императорскую яхту и став затем образцовым рабочим. Завоевав доверие официальных лиц, в феврале 1880 года Халтурин заложил в Зимнем дворце, где он занимался ремонтными работами, мощную бомбу, взорвав резиденцию царя прямо в центре столицы. В ответ государство развернуло репрессии, создав, по сути, диктатуру под командованием генерала М. Т. Лорис-Меликова. Случай с Халтуриным особенно трагичен. Очень рано ощутил он противоречие между терроризмом и необходимостью строить рабочее движение.
«Халтурин постоянно разрывался между рвением к применению силы и обязанностями организатора рабочих, – пишет Ф. Вентури. – Он дал волю своим чувствам, заявив, что интеллигенция заставляла его начинать всё с начала после каждого террористического акта с его неизбежными потерями. “Хоть немного бы дали вы нам укрепиться”, – говорил он при каждом случае. Но тогда он был так же охвачен жаждой немедленного действия, которая привела его вместе с интеллигенцией на эшафот»[37].
Успехи террористов таили в себе семена собственного распада. Убийство царя в 1881 году породило господство репрессий, в которых террор одиночек против министров и полицейских уступил место террору всей государственной машины против революционного движения в целом.
«Россия была разделена на несколько округов с генерал-губернаторами, получившими приказание вешать немилосердно, – вспоминал Кропоткин. – Ковальский, который, к слову сказать, никого не убил своими выстрелами, был казнён. Виселица стала своего рода лозунгом. В два года повесили двадцать три человека, в том числе девятнадцатилетнего Розовского, захваченного при наклеивании прокламации на железнодорожном вокзале. Этот факт был единственным обвинением против него. Хотя мальчик по летам, Розовский умер как герой»[38].
Известен случай с девочкой четырнадцати лет, которую сослали в Сибирь за то, что она призывала толпу освободить идущих на эшафот заключённых. Она утопилась. Арестованные проводили годы в местах предварительного заключения – рассадниках брюшного тифа, – где пятая часть их умирала в первый год в ожидании суда. На жестокое обращение надзирателей отвечали голодовками, что обычно заканчивалось принудительным кормлением. Тех, кого оправдывали, этапировали в Сибирь, где они медленно умирали от голода, довольствуясь жалким правительственным пособием. Всё это поддерживало негодование молодёжи, которая страстно желала отомстить. На место жертв белого террора приходили новые люди, которые затем становились новыми жертвами в адском круговороте террора и репрессий. Страна потеряла целое поколение, и в итоге государство, не державшееся за отдельных генералов и полицмейстеров, стало сильнее, чем когда-либо, несмотря на то что «Народная воля» заметно подкосила ряды видных царских чиновников.