Чтобы уметь действовать таким образом, Ленин непрерывно учился на протяжении всей своей жизни. Когда в 1914 году началась мировая война, он попадает, пройдя через различные полицейские рогатки, в Швейцарию и, обосновавшись там, считает своей первой задачей правильно использовать этот "отпуск" и изучить "Логику" Гегеля. Или другой пример: после июльских событий 1917 года, живя нелегально в квартире рабочего, он слышит, как тот перед обедом одобрительно говорит о качестве хлеба: "Они не смеют теперь давать плохой хлеб". Ленин поражен и восхищен этой "классовой оценкой июльских дней". Он размышляет о собственном углубленном анализе этих событий и вытекающих из них задач. "Я, человек, никогда не знавший нужды, не думал о хлебе… Но именно к этому, лежащему в основе всего, к классовой борьбе за хлеб, приводит мышление посредством политического анализа, идущее необычайно сложным и запутанным путем". Так на протяжении своей жизни Ленин учится всегда и повсюду: и на гегелевской "Логике", и на том, что думает о хлебе рабочий.
Постоянная учеба, умение всегда вновь и вновь учиться у жизни составляют существенную черту абсолютного приоритета, принадлежавшего практике в жизнедеятельности Ленина. Эта черта уже сама по себе, а тем более характер этой учебы создают непреодолимую пропасть между ним и всякого рода эмпириками и приверженцами так называемой "реальной политики". Ибо о целостности как основе и истинном масштабе (его суждений и действий) Ленин вспоминает не только в полемически-педагогических целях. Перед самим собой он ставит куда более строгие требования, чем перед самым уважаемым из своих оппонентов. Всеобщность, целостность и конкретная одноразовость — таковы решающие моменты, определяющие действительность, в которой приходится и нужно действовать, и потому степень приближения к познанию этой действительности обусловливает подлинную действенность любой практики.
Разумеется, история создает ситуации, которые противоречат известным до того времени теориям. Может возникнуть даже такое положение, при котором станут невозможными действия в соответствии с правильными и правильно познанными принципами. Еще до октября 1917 года Ленин правильно предвидел, к примеру, что в экономически отсталой России будет необходима какая-либо переходная форма типа будущего нэпа. Однако гражданская война и интервенция вынудили Советскую власть пойти на так называемый военный коммунизм. Ленин уступил неизбежности, диктовавшейся фактическим положением дел, но не отступился от своего теоретического убеждения. Все "военно-коммунистическое", что требовалось сложившимся положением, он делал настолько хорошо, насколько это было возможно, но — в отличие от большинства своих современников — ни на минуту не признавал военный коммунизм истинной формой перехода к социализму, будучи полон твердой решимости вернуться к теоретически правильной линии нэпа сразу же по окончании гражданской войны и интервенции. В обоих случаях он действовал не как эмпирик и не как догматик, а как теоретик практики, как претворитель теории в практику.
Так же как "Что делать?" может служить символическим названием всей литературной деятельности Ленина, основная теоретическая идея этой работы является предваряющим синтезом его мировоззрения в целом. Он утверждает, что в стихийной классовой борьбе, выражающейся в забастовках, пусть даже правильно и хорошо организованных, реализуются лишь зародыши классового сознания пролетариата. В ней нет еще "понимания непримиримой противоположности их (рабочих. — Д.Л.) интересов всему существующему политическому и социальному режиму". И вновь именно целостный подход указывает правильное направление классовому сознанию, нацеленному на преобразующую практику; без такой нацеленности на целостное не существует исторически верной практики. Но познание этой целостности никогда не бывает стихийным. Оно всегда должно быть привнесено в практические действия "извне", то есть теоретически.