Понятно, идея Ленина и Троцкого была отброшена Сталиным, а ныне это бы пригодилось… Во время встречи с Уэллсом Ленин развивал идею концессий.
Был проект американского миллионера – он предусматривал экономическую помощь России и признание большевистского правительства, а также заключение оборонительного союза против японской агрессии.
Речь шла о создании военно-морской базы на Дальнем Востоке и концессии сроком на пятьдесят-шестьдесят лет по разработке естественных ресурсов Камчатки и других обширных районов Сибири.
Кстати, Ленин поставил вопрос перед Уэллсом: укрепит ли это мир, вызовет ли это негодование Англии и не явится ли это предлогом для новой мировой «драки?».
Ленин менялся вместе с изменяющейся обстановкой. Тяжелейший экономический кризис, особенно в сельском хозяйстве и, как следствие этого, Кронштадский мятеж и крестьянские восстания, заставили его перейти к НЭПу. Отсюда он выдвинул идею сознательного соединения противоположностей, таким образом, чтобы получилась «симфония, а не какафония». Этим соединением для Ленина послужил, в частности, «принцип демократического централизма». С одной стороны – в борьбе с централисткими идеями, позднее осуществленными Сталиным, и с другой стороны – с тенденцией демократического самоуправления (например, «рабочая оппозиция»), Ленин пытался найти и удержать среднюю, синтетическую позицию – централизация при контроле снизу. (См. его работы»Как нам реорганизовать Рабкрии», «Лучше меньше, да лучше»), В статье 1922 года «О значении воинствующего материализма» Ленин набросал программу деятельности философов-марксистов, как союз с некоммунистами, с учеными естествоиспытателями и т.п. Отсюда один шаг в сторону конвергенции с Западным капиталистическим миром.
К этому времени (1922 год) и Ленин и Троцкий отказались от экспорта революции. И это несмотря на миф о приверженности Троцкого к перманентной революции, миф, который сознательно или бессознательно продолжает существовать и ныне. Обратные утверждения опровергаются фактами. (См. подробнее об изменении взглядов Ленина и Троцкого в соответствующих статьях словаря «Русская философия», Москва, 1995).
Шахматы, как высшее выражение интеллекта, было патронировано сверху и благодаря тому, что основатель советского государства В. И. Ленин был, как мы указали выше, незаурядным шахматистом-любителем.
В холуйском подхалимаже московские шахматисты вручили Предсовнаркому членский билет за № 1 и заочно выбрали его почетным председателем Московского шахматного общества. Всё как до революции, когда высшие особы государства становились почетными председателями различных клубов. (А может это была естественная защита против сильных мира сего?) Обычно ко дню рождения отца-основателя в советской шахматной и даже не шахматной прессе появлялись статьи, под названием «Ленин и шахматы». Стабильно это был перепев одного и того же – воспоминаний Н. К. Крупской, Г. М. Кржижановского, П.
Н. Лепешинского, В. В. Старкова и брата, доктора Дмитрия Ульянова. Я бы не останавливался на пристрастии вождя к шахматам, но все же она сыграла свою роль в становлении советской шахматной школы, что и было зафиксировано в литературе и в воспоминаниях. Так, В. Маяковский в поэме «Владимир Ильич Ленин», в 1924 году писал:
«Знал он слабости, знакомые у нас,
Как и мы, перемогал болезни.
Скажем, мне бильярд, отращиваю глаз,
Шахматы ему – они вождям полезней.
И от шахмат перейдя к врагу натурой,
В люди выведя вчерашних пешек строй,
Становил рабочей – человечьей диктатурой Над тюремной капиталовой турой».
Маяковский много читал и ему явно попались на глаза воспоминания П. Н.
Лепешинского, где поэт мог прочитать следующее: – «Я не могу отказать себе в удовольствии перенестись мысленно от этого маленького эпизода из моих далеких воспоминаний к нынешнему моменту мировой революции.
Сейчас перед взором Владимира Ильича Ленина расстилается не шахматная доска, а карта всего мира. Он стоит лицом к лицу не с минусинской шахматной «Антантой», а с коалицией лидеров буржуазного хора, хищников всей Европы, Азии и Америки. Игра, что и говорить, – потруднее и посложнее, чем та, которую когда-то Ильич вел с «чемпионами» сибирского ссыльного захолустья.
Но и теперь вся сила его ума, вся его огромная воля мобилизованы полностью, без остатка – для победы во что бы то ни стало. Его великолепно устроенная голова напряженно работает и сейчас над мировой шахматной проблемой. Всмотритесь в эту «игру». Вот он выдвигает вперед пешечную демократию против цитаделей отечественного капитализма. Вот «делает гамбит» – соглашается на брестскую жертву. Вот производит неожиданную рокировку – центр игры переносит из Смольного за Кремлевские стены. Вот развертывает силы – с помощью Красной армии, красной конницы, красной артиллерии (ладей – тур? С. Д.), обороняется, защищает результаты сделанных завоеваний, а если и возможно, то и нападает. Вот «заманивает» противника – выбрасывает идею концессий. Вот как будто отступает и делает чреватые последствиями «тихие ходы» – идет на соглашение с крестьянством, облюбовывает план электрофикации и т. д. Вот приводит пешки на ту линию, где они обращаются в большие фигуры – через аппараты советских партийных организаций подготовляет из рабоче-крестьянской среды новую интеллигенцию, – крупных администраторов, политиков, творцов новой жизни. И хочется думать, что рано или поздно, и скорее рано, чем поздно – весь мир был потрясен финалом «игры»:
Ильичевское «шах и мат» по адресу капитализма положит конец «игре», которую будут тщательно изучать следующие поколения на протяжении сотен и тысяч лет…»56.
Вот еще одна черта, зафиксированная художником И. И. Бродским (1884-1939). Исаак Израилевич был блестящим портретистом. Понятно, что вполне беспринципным.
Рисовать Императорский Государственный Совет вместе с Репиным и Кустодиевым – пожалуйста! А потом – всех одиозов вплоть до наркома К. Е. Ворошилова. А в промежутке – и самого А. Ф. Керенского.
Вспомните у Владимира Маяковского об этом факте «калифа на час»: «Его рисуют и Репин и Бродский…». Допущенный к рисованию вождя революции запиской А. В.
Луначарского следующего содержания: «Дорогой Владимир Ильич! Податель сего, художник Бродский, один из талантливейших артистов кисти нашего времени, хочет сделать с Вас портрет.
Я полагаю, что желание его должно быть удовлетворено. Вряд ли кто-нибудь другой может передать для истории со всей желательной полнотой и яркостью Вас, как лицо, принадлежащее отныне не себе, а человечеству. С точки зрения этической (? – С. Д.) и политической художник Бродский заслуживает полного доверия. А. Луначарский». В «Лениниане» Бродскому принадлежит почетное первое место. Но и с ним произошел курьез, несколько схожий с эпизодом Дзержинского и Сарры Лебедевой. При лепке бюста Дзержинского его секретарь, по имени Вениамин Леонардович Герсон, обратил внимание на жестокое выражение лица председателя ВЧК. «Железный Феликс», взглянув на работу, прокомментировал без тени иронии: «На таком деле посидишь – ангелом не станешь – такой и есть». (Это описано у меня в книге «Этюды любви и ненависти» М., МГГУ, 2003, с. 287).
Случай произошел на Марсовом поле после возложения венков, когда «придворному» живописцу хотелось получить автограф «самого» и подписать рисунок. «Пристально всмотревшись в карандашный набросок, Владимир Ильич ответил мне, что он не похож.
Окружающие нас стали убеждать Владимира Ильича в том, что он похож, что он совершенно не знает лица в профиль и портрет, без сомнения, удачен. Владимир Ильич усмехнулся и принялся подписывать рисунок. «Первый раз подписываюсь под тем, с чем не согласен!», сказал он с улыбкой, передавая мне обратно набросок.