«Бродит тень Петра
И дивуется
На кумачный цвет
В наших улицах.
На кумачный цвет,
Нами вспененный
Супротив всех бар
Знаком Ленина.
В берег бьет вода
Пенной индевью
Корабли плывут
Будто в Индию» 26.
Еще более интересен отрывок из прозы «Сестра моя -жизнь», из автобиографических записок Пастернака. При чем поэт не боится говорить иносказательно о пресловутом «пломбированном вагоне» и терроре.
«Ленин, неожиданность его появления из-за закрытой границы; его зажигательные речи; его в глаза бросающаяся прямота; требовательность и стремительность; не имеющая примера смелость его обращения к разбушевавшейся народной стихии; его готовность не считаться ни с чем, даже с ведущейся и еще и не оконченной войной ради немедленного создания нового невиданного мира; его нетерпеливость и безоговорочность вместе с остротой его ниспровергающих, насмешливых обличений, поражали несогласных, покоряли противников и вызывали восхищение даже у врагов.
Как бы ни отличались друг от друга великие революции разных веков и народов, есть у них, если оглянуться назад, одно общее, что задним числом их объединяет.
Все они – исторические исключительности или чрезвычайности, редкие в летописях человечества и требующие от него столько предельных и сокрушительных сил, что они не могут повторяться часто. Ленин был душой и совестью такой редчайшей достопримечательности, лицом и голосом великой русской бури, единственной и необычайной. ОН с горячностью гения, не колеблясь, взял на себя ответственность за кровь и ломку, каких не видел мир, ОН не побоялся кликнуть клич к народу, воззвать к самым затаенным и заветным чаяниям, ОН дал морю разбушеваться, ураган пронесся с его благословения» 27.
Небольшой эвфемизм: страшные слова об обращении к самым низменным инстинктам народа, вызывают озноб. Здесь же уместно вспомнить, что же мог знать о Ленине средний русский интеллигент в дореволюционное время? Проще всего он заглянул бы в 24-й том Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона и мог бы прочитать довольно скромное сообщение на тридцати четырех строках. Приводится биография политического деятеля, использующего псевдоним Ленин. Исключение из Казанского университета трактуется как следствие того, что Ульянов был «родственником казненному брату». Перечислены его экономические и политические работы. Его представляют как крайнего и последовательного марксиста, лидера большевизма. В Энциклопедическом словаре Ф. Павленкова (СПб, 1913 г.) всего-навсего 7 строк. И это кажется – все 28. Мы перечислили ряд поэтов, заметивших Ленина. Ну, а что «первый поэт России» Александр Блок: «Блок проходит мимо Ленина. Он не слышит «музыки» в речах Ленина. Ему, напротив, кажется, что большевики-то – это какой-то поплавок на поверхности разбушевавшихся народных масс, а Ленин и его разумность, очевидно, казалось Блоку лишь порождением того же интеллигентского разума, который хочет сделать прививку своих программных затей к великому, внезапно выросшему таинственному древу, родившемуся в недрах народа»29. В конце концов в поэме «Двенадцать» появляется Мессия – Иисус Христос, но это не Ленин.
Поэт его не видит. И интересно, что мог увидеть Блок? Разграбление и разорение домашнего очага – Шахматово. Сожженную библиотеку. «Сейчас от этих родных мест, где я провел лучшие времена жизни, ничего не осталось. Может быть, только старые липы шумят, если и с них не содрали кожу». Последнее страшно: содрана кожа у живого существа…
А вот и знаменитый «прогерманизм», якобы присущий Ленину, вызывающий недоумение.
Любовь к «фатерланду», скажем, у немецких евреев была в крови (что не спасло их от газовых камер), и не только у немецких евреев: «И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме, и Гёте, свищущий на вьющейся тропе..,» или стихотворение Осипа Мандельштама «К немецкой речи». Или даже стихи Марины Цветаевой о Первой Мировой войне: «Ты (Германия) миру отдана на травлю, И счета нет твоим врагам…» и далее – «Германия – мое безумие, Германия – моя любовь…». Кажется, что ей прогерманизм не ставится в вину.
Одна из самых националистических народных песен Германии «Песнь немецкого солдата в Эльзасе» была написана выдающимся немецким писателем и некрещеным евреем Бертольдом Ауэрбахом:
«В Эльзасе, там за Рейном,
Живет мой брат родной…
И страх мне грудь сжимает:
Мой брат меня не знает,
Он стал уж мне чужой.
Мой бедный, добрый братец,
Иль ты французом стал?
Ты им был завоеван,
В его мундир закован…
А сердце сам отдал?»
Удивительно другое – французы, потеряв Эльзас-Лотарингию, создали песню абсолютно-зеркального содержания. И будущий «немецкий шпион из пломбированного вагона» с наслаждением пел песню-реванш:
«Vous avez pris Г Alsace et la Lorraine, Mais malgre vous nous rcsterons francais;
Vous avez pu germaniser nos plaines,
Mais notre coeur- vous ne Taurez jamais!»
Перевод: «Вы взяли Эльзас и Лотарингию, но вопреки вам мы останемся французами; вы могли онемечить наши поля, но наше сердце – вы никогда не будете его иметь!»
Комментарий Крупской: «Надо было слушать, как победно звучали в его (Ленина) устах слова песни: «Mais notre coeur-vous ne l'aurez jamais!»30.
И моя реплика: Ай-да пораженец!, ай да германофил! Старый большевик Н. Осинский – (настоящая фамилия Оболенский Валериан Валерианович, (1887-1938). Не одни евреи были в окружении Ленина – вот и аристократическая фамилия..,) но профессии – экономист, литературный критик; впоследствии один из лидеров правой оппозиции.
О его эстетическом вкусе говорит то, что к негодованию Владимира Маяковского, Оболенский хвалил творчество Анны Ахматовой в 1923 году. Вот описанный им образ вождя: «Голова его, гладкая, словно полированная, сидит на крепком туловище, одетом в темный, непритязательный костюм. Рыжеватые, отнюдь не гладкие усы и борода, лицо с резкими чертами и блещущие от времени до времени небольшие глаза создают какое-то противоречие к остальному и невольно наворачивается сравнение – отполированный, блестящий снаряд, начиненный взрывчатым веществом колоссальной силы». Далее идет чрезвычайно смелое рассуждение о двуликости Вождя. Не в смысле «двуликого Януса», а в глубинном противоречии личности: «С одной стороны – человек настолько «будничной» и «нормальной» внешности, почему бы ему и в самом деле не встретиться с Ллойд – Джорджем и мирно потолковать об устроении дел Европы. А с другой стороны – как бы в результате не взлетели па воздух и Ллойд-Джордж и вся Генуэзская конференция! Ибо он – с одной стороны Ульянов, а с другой стороны он – Ленин».
Б. Горев, автор книги «От Мора до Ленина», конечно, еврей, настоящая фамилия Гольдман Борис Исаакович (1875-1937), политический деятель. Один из первых социал-демократов, член «Петербургского Союза борьбы за освобождения рабочего класса», один из близких людей Ленину, разошедшийся с ним, человек, ушедший в науку, что впрочем, не спасло его, равно как и его брата Марка Либера (Михаила Исааковича Гольдмана, 1880-1937). В отрывке из книги, опубликованной в данном сборнике, полное восхищение вождем и вдруг совершенно страшная фраза, немыслимая при будущих изданиях: «Ленин соединяет в себе глубокий революционный энтузиазм и даже фанатизм с холодным политическим расчетом, доходящим до последовательного применения принципа «цель оправдывает средства»32.
Что там Сталин, что там Маккиавелли – не только интеллект иной, но и размеры приложения сил! В одном из фельетонов Карла Радека, вышедшем еще при жизни Ленина, мы с удивлением можем прочесть, что Ленин отнюдь не безгрешен: и он совершает ошибки. Радек вспоминает дискуссию о самоопределении наций; тогда польские революционеры боролись против взглядов Ленина, в том числе и сам Радек не разделял их. Товарищ-рабочий, большевик, прочитав тезисы Радека направленные против Ленина, написал следующее: «То, что вы пишите, меня вполне убеждает, но сколько раз я был против Ильича, и всегда оказывался неправым…» Если бы мы закончили цитирование на этом месте, то никакого расхождения с характеристикой Сталина, данной Александром Твардовским в поэме «За далью – даль» не было бы: «он прав, и снова пятилетка…» Но цитата не прерывается: «…а то, что он оказывался неправ, когда под его руководством была сделана ошибка, он говорил открыто: «Мы сделали ошибку, за это нас побили, вот как надо ее исправить». «Многие спрашивали: к чему об ошибках, зачем это ему нужно? Не знаем, почему это делал Ленин, но последствия этого вполне ясны. Рабочий чересчур вырос, чтобы верить в героев-спасителей. Когда Ленин говорит об ошибках, не скрывая ничего, он вводит рабочего в свою лабораторию мысли…»33. Наивный «революционер» Радек! Не прошло и несколько лет, как вся Россия, вся партия, и Радек в том числе, запели Алиллуйю Сталину.