Предложение о концессиях для иностранцев невозможно было представить без определенных изменений в общей экономической системе, установленной советским государством. Начиная с осени 1920 года в структуре жесткого коммунизма, действительно стали появляться трещины. Но сомнения в действенность всей системы коммунистической экономики еще не выражались.
Начались жестокие споры по вопросам, внешне не имевшим отношения к главным принципам коммунистической экономики. Однако эти дебаты подорвали саму суть коммунистической доктрины, поэтому ее падение в марте 1921 года прошло не столь драматично.
Одним из основных спорных вопросов оказалась так называемая «дискуссия о профсоюзах», которая разгорелась на IV Всероссийской конференции профсоюзов в начале ноября 1920 года. IX съезд Российской коммунистической партии принял резолюцию, требующую превратить профсоюзы в своего рода агентов, подчиненных советской администрации. Провести эту резолюцию в жизнь оказалось нелегко, так как профсоюзы оставались последним оплотом относительной свободы рабочих, и уничтожить остатки их независимости было непросто. На IV конференции профсоюзов выявились две крайние тенденции: часть присутствующих добивалась восстановления полной свободы действий профсоюзов, другая часть — их окончательного подчинения.
Троцкий — с самонадеянностью военного диктатора, которую он приобрел за годы гражданской войны, — требовал реорганизации профсоюзов, что на деле привело бы к их милитаризации. Ленин занимал промежуточную позицию. В одной из своих речей в эти дни он выразился так: «Профсоюзы, по месту их в системе диктатуры пролетариата, стоят, если можно так выразиться, между партией и государственной властью». Его программа, получившая название «платформы 10-ти» (поскольку кроме Ленина ее подписали еще девять членов ЦК), считалась программой, защищавшей доктрину чистого коммунизма, хотя в действительности она представляла отступление от резолюции IX съезда партии.
Решение Ленина предоставить рабочим профсоюзам некоторую независимость, конечно, не означало, что он выступает в пользу «буржуазной демократии» и свобод. Но в условиях жесточайшего экономического кризиса и в связи с идеей о предложении концессий капиталистам (даже если это капиталисты иностранные) новые идеи Ленина в отношении профсоюзов несомненно указывали на начало определенных изменений в политике.
В то самое время, когда в Кронштадте вспыхнуло восстание, в Москве (8 марта) собрался Х съезд Российской коммунистической партии. При открытии съезда Ленин сказал: «Мы в первый раз собираемся на съезд при таких условиях, когда вражеских войск, поддерживаемых капиталистами и империалистами всего мира, на территории Советской республики нет». Но эти слова мало кого успокоили.
Впрочем Ленин никогда не занимался самообманом, в час опасности он умел смотреть в лицо правде. Относительно кронштадтского восстания он заявил в своем первом докладе на съезде:
Нам необходимо взвесить обстоятельно политические и экономические уроки этого события… Мы должны внимательно присмотреться к мелкобуржуазной контрреволюции, которая выдвигает лозунги свободы торговли… Что значит лозунг свободы торговли, выдвигаемый буржуазной стихией? Он показывает, что в отношениях пролетариата и мелких земледельцев есть такие трудные проблемы, есть такие задачи, которые мы еще не решили… Не в том опасность этого лозунга, что он прикрывает белогвардейские и меньшевистские стремления, а в том, что он может получить распространение, несмотря на ненависть той же крестьянской массы к белогвардейцам.
На самом деле пришло время принять в расчет ненависть крестьянских масс не только к белогвардейцам, но и к советскому правительству. Ленин не мог не признать, что главной причиной крестьянского недовольства была продовольственная политика советской власти, принудительное изъятие продовольственных запасов:
Получилось так, что увеличенные продовольственные ресурсы мы собрали из наименее урожайных губерний… Но с другой стороны, мы были в таком стесненном положении, что у нас не было выбора. Страна, выдержавшая после разорительной империалистической войны такую штуку, как многолетняя гражданская война, конечно, не могла существовать иначе, как отдавая все свои силы на фронт. И, конечно, будучи разорена, страна не могла иначе поступать, как брать продовольственные излишки с крестьянства, хотя бы даже не возмещая их никакими другими средствами. Это необходимо было, чтобы спасти страну, армию и рабоче-крестьянскую власть. Мы говорили крестьянам: «Конечно, вы даете свой хлеб в ссуду рабоче-крестьянскому государству, но иначе спасти свое государство от помещиков и капиталистов вы не можете». Мы не могли поступить иначе в тех условиях, которые нам навязывали империалисты и капиталисты своей войной.