На следующий день все, в наиболее удаленных уголках фронта и провинции, везде, где имелся телеграф, знали о новых ниспосланных Совнаркомом благах. Удар был нанесен уверенной и ловкой рукой. Это был манифест нового правительства, разрешавший солдатам заключать мир с неприятелем по собственному усмотрению и возвращаться домой; крестьянам предлагалось захватывать землю и имущество крупных помещиков, не ожидая созыва конституанты; народам нерусского происхождения позволялось безнаказанно отрываться от бывшей империи и создавать самостоятельные государства; к рабочим, наконец, был обращен призыв: брать в собственные руки капиталистические предприятия и, используя собственные силы, фактически управлять ими.
Начиная и прерывая мирные переговоры, торгуясь, уклоняясь, бросая все новые, пустые, но эффектные фразы, типа «ни войны, ни мира», Троцкий и его шурин — Каменев, пока что сдерживали нападение немцев. Оба — Ленин и Троцкий ожидали выборов в будущий парламент. Вскоре они убедились, что победили народники, а большевики не наберут большинства голосов в органе, который должен был определить форму управления страной и определить ее судьбу. Узнав об этом, Ленин потер ладони и весело сказал:
— Очень хорошо! Мы придем к победе нормальным путем!
— Нормальным? — не понимая, спросил Троцкий.
— Да! — воскликнул Ленин. — Через кровь и гражданскую войну, в которой раздавим всех врагов сразу! Этот путь более радикальный, чем скользкие дороги компромиссов и фехтования языками!
— С конституантой не будет просто… — заметил Троцкий!
— Товарищ, не повторяйте глупостей! — возмутился Ленин. — Несколько месяцев назад Государственная дума точно также говорила о царе. Но, но! Распорядитесь, чтобы царя вместе с семьей перевезли из Тобольска в Екатеринбург. Я думал об этом минувшей ночью. Он должен быть поближе к нам, чтобы мы могли в любой момент взять его в свои руки. Екатеринбург — хорошее место! Там у нас в рабочем совете есть надежные люди — Юровские, Войкова и Белобородова. Мы можем на них положиться!
— Да, это правда, — согласился Троцкий, — но, Ильич, можем ли мы покушаться на Учредительное собрание?
Ленин встал перед ним со сжатыми кулаками и прошипел:
— Вы не можете освободиться от этих пережитков! Одни бьются лбами перед крестами и фигурами святых, другие — перед авторитетом людей и институтов! Мрак вокруг меня, слепота, рабское мышление!
Он размашисто сплюнул и внезапно успокоился. Потом даже улыбнулся и, беря товарища за руку, сказал:
— Доктор вылечись сам! Помни, что нет на земле бессмертных людей и бессмертных институтов… Все умирает, все упадает и обращается в прах. Ведь также говорил и твой Иегова? Он был мудрым Богом, потому что для человеческого стада имел жесткую плеть!
Троцкий, задумавшийся и обеспокоенный, вышел.
Ленин остался один. Он ходил по комнате и щелкал пальцами. Наконец он открыл двери и крикнул:
— Товарища Халайнена ко мне! Немедленно!
Финн встал перед вождем и смотрел ему в глаза неподвижным, преданным взглядом.
— Товарищ! Бегите приведите ко мне Феликса Дзержинского. Пускай придет с теми, кому безгранично верит.
Халайнен выбежал, а Ленин принялся ходить по комнате, посвистывая и напевая какую-то песню.
Он был абсолютно спокоен и ни о чем уже не думал. Выпив стакан чая, он сел за стол и развернул газету. Через минуту он уже разгадывал задачу, которую нашел в разделе шахмат. Его лицо было радостным; по пухлым губам блуждала добрая улыбка и пряталась в редких, низко опадавших монгольских усах.
Часы на башне Смольного собора пробили полночь. После последнего удара в дверь его комнаты постучали.
— Можете войти! — крикнул веселым голосом Ленин и поднялся.
Вошел Дзержинский. Его лицо подрагивало, под воздействием судорог морщились веки; худые, узловатые пальцы хищно сгибались и выпрямлялись.
— Вызывали? — спросил он тихим пронизывающим голосом. — Я пришел и привел с собой надежных людей. Это Урицкий, Володарский и Петерс. Мы вместе занимаемся разведкой… — Урицкий? — спросил Ленин и прищурил глаз.
Дзержинский скривил губы, выражая этим движением улыбку, и прошептал:
— Да! Это он спровоцировал расправу над офицерами и натравил моряков убить в госпитале больных министров, Шингарева и Кокошкина; по его же поручению матросы убили в Сочи бывшего царского премьера Ивана Горемыкина со всей семьей… Это — он!