Как хороший марксист Ленин считал, что рабочие и крестьяне могут действовать заодно, лишь когда речь идет о борьбе с реакционным режимом. Но, — писал он, — «наступит время — кончится борьба с русским самодержавием — минет для России эпоха демократической революции; тогда смешно будет и говорить о „единстве воли” пролетариата и крестьянства, о демократической диктатуре и т. д. Тогда мы подумаем непосредственно о социалистической диктатуре и подробнее поговорим о ней»[52].
Ныне борьба с абсолютизмом закончена и, несмотря на это, кажется, пролетарии и крестьяне все же заодно: народные комиссары, ненавидимые всем крестьянством и большинством рабочих, действуют от лица рабоче-крестьянского правительства. Мудрецы из числа большевистских теоретиков сперва придумали депутатов от батраков, затем комитеты бедноты, позднее середняков; теперь же говорят просто о крестьянстве. А единство воли, о котором в 1905 году было «смешно говорить», все еще существует. И само собой разумеется, это единство воплощается в личности Ленина. Таковы чудеса «научного социализма».
В той же ленинской работе (написанной в 1905 году) затрагивается один вопрос, представляющий особый интерес — это вопрос террора.
«Удастся решительная победа революции, —тогда мы разделаемся с самодержавием по-якобински, или, если хотите, по-плебейски. „Весь французский терроризм, — писал Маркс в знаменитой «Новой Рейнской Газете» в 1848 г., — был не чем иным, как плебейским способом разделаться с врагами буржуазии, с абсолютизмом, феодализмом и мещанством” (см. Marx, Nachlass, изд. Меринга, том III, с. 211). Думали ли когда-нибудь о значении этих слов Маркса те люди, которые пугают социал-демократических русских рабочих пугалом „якобинизма” в эпоху демократической революции?
Якобинцы современной социал-демократии — большевики <...> хотят, чтобы народ, т.е. пролетариат и крестьянство, разделался с монархией и аристократией „по-плебейски”, беспощадно уничтожая врагов свободы, подавляя силой их сопротивление, не делая никаких уступок проклятому наследию крепостничества, азиатчины, надругательства над человеком»[53].
Становится понятным, чего стоят сегодняшние утверждения большевиков о том, что террор был ответом либо на интервенцию объединивших усилия империалистов, либо на действия социал-революционеров, либо на чехословацкое наступление[54]. Большевистский террор, по крайней мере, в той или иной степени является реализацией некоего проекта, задуманного Лениным пятнадцатью годами раньше. Работа Чрезвычайной Комиссии, расстрелы, расправы с заложниками, убийство царевича и дочерей Николая II, кровавая бойня, в которой погибли в неисчислимых количествах офицеры и члены их семей, дворяне, инакомыслящие, жестокости и пытки в тюрьмах — все это составная часть программы сведения счетов «на якобинский или на плебейский лад», которую Ленин наметил еще в 1905 году. Эта предумышленность еще более цинична оттого, что прикрывается гуманными целями и протестом против азиатчины.
И вот что любопытно и одновременно характерно для старорежимных времен: книга, из которой я почерпнул эту цитату, свободно вышла из печати в Петербурге в 1908 году при Столыпине, память которого чтут все русские реакционеры. Для любого свободного государства этот факт был бы явлением вполне естественным. Но в столыпинской России преследовали и судили романиста Мережковского за то, что он без должного почтения отозвался в одном из своих романов об императоре Александре I[55] (умершем в 1825 году), судили знаменитого писателя Короленко за то, что он опубликовал в своем журнале («Русское богатство») посмертно «Легенду о Федоре Кузьмиче» Льва Толстого, в которой Екатерина II представлена в не очень лестном виде. Преследовали, изгоняли, бросали в темницы опасных людей вроде толстовцев. Сжигались книги самого Толстого. Вот тут-то и задумаешься: что означает подобное снисхождение[56] старого режима к сочинению, содержащему прямой призыв к вооруженному восстанию и террору? Только ли глупость чистейшей воды?
Вполне возможно. Глупость всегда была одной из отличительных свойств старого режима России. Однако, как знать, нет ли тут чего-нибудь еще? Нам известно, помимо уже упомянутого факта, что полицейским департаментом был разрешен выпуск в Петербурге большевистской газеты. Правда, возглавлял газету агент-провокатор; но от этого статьи, которые он пропускал в печать, не были менее большевистскими (напротив, зачастую отличались ультрабольшевистской направленностью). В то же время умеренная печать подвергалась преследованию, облагалась огромными налогами, а кое-кто из издателей вознаграждался и тюремным заключением.
54
Такое заявление было недавно сделано Лениным в беседе с корреспондентом United Press: «Террор был ответом пролетариата на действия буржуазии, вступившей в заговор с капиталистами Германии, Англии, Японии, Америки и Франции...» (L’Humanité, 6 августа 1919).
56
Мне говорят, что продажа сборника, содержавшего эту статью Ленина, позднее была запрещена, на этом все и закончилось. Я приобрел его в Петербурге в книжной лавке. Сам факт, что статья попала в печать, а затем и в торговую сеть, и частично была продана — уже многозначителен.