Какой бы неоспоримой ни была роль немцев в развитии большевизма в России[108], утверждать, что Ленин получал деньги от правительства Вильгельма II, все же нельзя.
Зато с полной убежденностью можно утверждать, что во всех своих действиях, как до, так и после революции, он явил доказательства своей абсолютной политической аморальности.
Для него не существует ничего, кроме идеи, которой он одержим. Никаких моральных правил, кроме выгоды для дела большевизма. Со злонамеренностью, явленной им столь часто в оппозиционных боях, может сравниться лишь бесстыдство его действий на высшем государственном посту. Тот, кто обвинил Керенского в применении на фронте смертной казни, сам несколькими месяцами позже приказал или позволил расстрелять без всякой причины десятки тысяч человек. Спекулирующие на вековом народном невежестве, его обвинения всегда были почти столь же глупы[109], сколь и полны желчи. В качестве примера приведу факт выдвижения против конституционнодемократической партии (кадетов) обвинения в организации пьяных погромов в Петрограде. Нужно знать партию господ Милюкова, Набокова, Винавера — юристов и профессоров, — чтобы оценить вкус этого обвинения. А сам лидер партии был им осужден в одной из речей за глубокое и безнадежное невежество. В сильной личности г-на Милюкова и правда немало недостатков, но такое, я думаю, вменяется ему в вину впервые. Ленин, впрочем, некогда признался, что рассматривает клевету как дозволенный инструмент в борьбе с политическими противниками.
Этот клеветник к тому же ныне и деспот. И был им всегда: сегодня он правит самодержавно народом в сто миллионов человек точно так же, как правил когда-то кучкой русских эмигрантов. Его собственные коллеги и друзья часто обвиняли его в деспотизме. В одной из своих давних статей он иронически перечисляет эпитеты, которыми его наградили товарищи по партии: самодержец, бюрократ, формалист, централист, односторонний, упрямый, узкий, подозрительный, малообщительный[110].
Мы не откажем себе в удовольствии привести здесь суждение о нем человека, которого трудно заподозрить в антибольшевизме, ибо это г-н Троцкий собственной персоной. Известно, что «блестящий второй» из Совета Народных Комиссаров терпеть не может первого, хоть и расточает порой в его адрес непомерную хвалу. Эта недоброжелательность возникла не вчера, правда, она могла обостриться в последнее время из зависти обычного честолюбца, каковым является г-н Троцкий.
Перед моими глазами брошюра[111], которую последний посвятил Второму съезду социал-демократической партии, а по сути Ленину. Вот некоторые извлечения из нее: «Нам был предъявлен к уплате чисто ростовщический счет за долги недавнего прошлого, — и история, с безжалостностью шекспировского Шейлока, требовала мяса из живого партийного организма. Проклятье! Мы должны были расплачиваться...[112]
Мы говорим о взысканиях безличной истории. Конечно, мы не думаем отрицать при этом личную ответственность тов. Ленина. На втором съезде Российской социал- демократии этот человек, со свойственными ему энергией и талантом, сыграл роль партийного дезорганизатора... „Осадное положение”, на котором с такой энергией настаивал тов. Ленин, требует „твердой власти”». Практика организованного недоверия требует железной руки. Система террора[113] увеличивается Робеспьером. Тов. Ленин делал мысленную перекличку партийному персоналу и приходил к выводу, что железная рука — это он сам — и только он. И он был прав. Гегемония социал-демократии в освободительной борьбе означала, по логике осадного положения, гегемонию Ленина над социал-демократией[114].
Демонстрируя перед съездом назначение Ц. К-та, тов. Ленин показал... кулак (мы говорим без метафор), как „политический” символ Ц.К. Не помним, занесена ли эта централистическая мимика в протокол заседания. Очень жаль, если нет. Этот кулак по праву венчает здание[115].
...тов. Ленин превратил скромный Совет во всемогущий Комитет Общественного Спасения, дабы взять в нем на себя роль „неподкупного Робеспьера”»[116].
108
Г-н Троцкий, любитель пошутить с бесстрастным видом, пишет следующее по поводу состояния русского фронта перед большевистской революцией («Пришествие большевизма», с. 63): «Среди солдат циркулировали летучие листки, составленные ими самими, в которых их приглашали не оставаться в траншеях дольше, чем выпадет первый снег». Видите — самими ими составленные, а немцы и большевики здесь ни при чем.
109
По глупости клеветы у него есть конкурент в лице Троцкого. И вот пример. Русские солдаты в 1916 г. в Марселе убили одного из своих офицеров — полковника Краузе. Кажется, у этих солдат был найден дневник, который Троцкий тогда публиковал в Париже («Наше слово»), что послужило одной из причин высылки из Франции этого большевика. А ведь г-н Троцкий сделал на этот счет сенсационное заявление: «Русское правительство организовало руками своего провокатора небольшое убийство во Франции, дабы придать веса своим аргументам» (Двадцать писем Льва Троцкого, Париж, 1919, с. 20). Царское правительство, убивающее одного из своих полковников, дабы дать аргументы в пользу высылки Троцкого в Испанию, — находка, свидетельствующая о мании величия ее автора.
111
Н. Троцкій. Второй съездъ Рос. Соц.-Дем. Рабочей Партіи. Отчетъ Сибирской делегаціи. Женева, 1903.
112
Г-н Троцкий писал прежде так же, как говорит сегодня. Публика не в силах устоять перед красноречием этого Мирабо аптекарей.
113
Все эти определения относились к внутреннему устройству социал-демократической партии; они были исполнены, так сказать, иронии и символического значения. Предполагал ли тогда Троцкий, что настанет час, когда террор станет означать для него и для Ленина нечто совсем иное, чем просто символ?