Выбрать главу

Таким необычным образом Троцкий оценил роль Лени­на (и свою собственную) в Октябрьской революции и граж­данской войне. Так оно и было. Два ярко выраженных лиде­ра октябрьского переворота в глазах общественного мне­ния олицетворяли большевистскую диктатуру. Как писал в „Новой жизни" Николай Суханов в ноябре 1917 года: „Кому же не ясно, что перед нами нет никакой „советской" власти, а есть диктатура почтенных граждан Ленина и Троцкого, и что диктатура эта опирается на штыки обманутых ими со­лдат и вооруженных рабочих, которым выданы зарвавшими­ся неоплатные векселя на сказочные, но не существующие в природе богатства?"

Троцкий был, как справедливо пишет историк и поли­толог Дора Штурман, „по личным психологическим ка­чествам — деятель номер 2, верховный исполнитель, а не инициатор, не генератор ведущих идей, маневров и настрое­ний".

Ленин неожиданно нашел в Троцком самого нужного, самого полезного ему человека для самого критического периода. Троцкий был весьма незаурядной личностью, обла­давшей не только выдающимися ораторскими и литератур­ными способностями, но и качествами психолога-наблюда­теля. Возможно, именно поэтому заметки-воспоминания о Ленине, часть которых вошла в его книгу о вожде, представ­ляют наибольший интерес среди Монблана книг, сочинен­ных о лидере большевиков после его смерти.

Троцкий вспоминает, что „во время заседаний, обмена речами Ленин прибегал к записочкам, чтобы навести справ­ку, узнать чье-либо мнение и таким образом сэкономить время. Иногда такая записочка звучала как пистолетный вы­стрел около уха… Искусство таких записочек состояло в обнажении сути вопроса". Однако, размышлял Троцкий, „метод Ленина общаться лично со многими требовал чрез­вычайного расхода личной энергии. Нередко Председатель Совнаркома сам писал письма, сам надписывал конверты и сам заклеивал их!". Троцкий расценивает как некое огром­ное позитивное качество „подписывать и заклеивать конверты" самому главе правительства, не задумываясь над тем, что этот факт прямо свидетельствует об отсутствии управ­ленческого профессионализма. Да и откуда ему было взять­ся! Вся его деятельность как Председателя Совнаркома, со­гласно „Биографической хронике", укладывается в схему: „читает", „заседает", „председательствует", „принимает", „подписывает", „беседует", „знакомится"… Люди, пришед­шие к управлению огромным государством, обладали весьма поверхностными знаниями в этой области.

Троцкий в своих подготовительных материалах к книге о Ленине подмечает много малозаметных деталей, которые ложатся дополнительными штрихами на портрет вождя. „Помню, — писал Троцкий, — ленинский глаз из-под руки, прощупывающий и взвешивающий каждого всякого, кто вы­ступал и говорил; особенный — взгляд с пристрастием…"

Троцкий, не ограничиваясь нанесением отдельных маз­ков на ленинский портрет, иногда поднимается до крупных обобщений. В статье „Национальное в Ленине", опублико­ванной в „Правде" в апреле 1920 года (к пятидесятилетию вождя), пишет: „…Самый стиль Маркса, богатый и прекрас­ный, сочетание силы и гибкости, гнева и иронии, суровости и изысканности, несет в себе литературные и эстетические направления всей предшествующей социально-политиче­ской немецкой литературы, начиная с Реформации и ранее.

Литературный и ораторский стиль Ленина страшно прост, утилитарен, аскетичен, как и весь его уклад. Но в этом могучем аскетизме нет и тени моралистики. Это не принцип, не надуманная система и уж, конечно, не рисов­ка, — это просто внешнее выражение внутреннего сосредо­точения сил для действия. Это хозяйская, мужицкая делови­тость — только в грандиозном масштабе".

Сравнение Троцкого недостаточно корректно, ибо Маркс никогда не был главой правительства, а у Ленина не было ничего написано, равного „Капиталу". Но автор статьи прав, подчеркивая внешнюю простоту Ленина, за которой стоит мощный ум, хитрость и очень часто коварство. Троц­кий прав в одном: Ленин — человек действия. Здесь Троц­кий в некотором смысле сильно уступал первому вождю. Дело в том, что Троцкий, это подмечал и Сталин, был круп­ным руководителем в критические моменты переворота, гер­манского нашествия, гражданской войны. В это время его энергия неиссякаема, речи его бесчисленны; фронтовой зна­менитый поезд колесит Россию по всем азимутам. Но, как только стал затухать пожар российской Вандеи, Троцкий стал быстро превращаться — кем, в сущности, он и был всегда — в талантливого политического публициста, ориги­нального литератора.