Однако Троцкий, более впитавший традиции европейской социал-демократии, глубже, нежели Ленин, и раньше, чем он, почувствовал смертельную опасность быстро растущего бюрократизма. То был зловещий сигнал рождения тоталитарности. Ленин заметил эту страшную угрозу, когда у него не осталось ни сил, ни времени для борьбы с нею. Много позже, уже в изгнании, Троцкий напишет о специфическом явлении вырождения советского общества — „сталинской бюрократии". В писаниях сталинских теоретиков, констатировал критик, этот социальный слой вообще не существует. „Нам говорят лишь о .ленинизме", о бесплотном руководстве, об идейной традиции, о духе большевизма, о невесомой „генеральной линии", но о том, что чиновник, живой, из мяса и костей, поворачивает эту генеральную линию, как пожарный — свою кишку, нет, об этом вы не услышите ни слова… Таких чиновников несколько миллионов! — больше, чем было промышленных рабочих в период Октябрьской революции… Возник могущественный бюрократический аппарат, поднимающийся над массой, командующий ею…"
Не все заметили, что именно в бюрократизации почитания вождей рассмотрел Троцкий зарождающийся культ Ленина и ленинизма. „Опасность начинается там, — писал Троцкий в 1927 году, — где есть бюрократизация почитания и автоматизация отношения к Ленину и его учению". Провидение Троцкого в этом вопросе оправдалось. Жаль только, что он не сказал, что ему самому в немалой степени принадлежит заслуга в создании атмосферы идолопоклонства Ленину еще при жизни лидера большевиков. Выступая на заседании ВЦИК 2 сентября 1918 года, Троцкий заявил: „…в лице тов. Ленина мы имеем фигуру, которая создана для нашей эпохи крови и железа… Это — фигура Ленина, величайшего человека нашей революционной эпохи". Придет скоро время, и эпитеты „величайший" заменят на „гениальный", „непревзойденный" и другие столь же превосходные слова и выражения. Но Троцкий не только искренне восхищался Лениным, здесь была и моральная корысть: быть „вторым" подле „величайшего" что-то значит в истории!
Ленин понимал, что роль Троцкого шире поста наркомвоенмора и Председателя Реввоенсовета. Вождь революции убедился, что вулканическая энергия Троцкого, незаурядные организаторские качества делают его некоей „палочкой-выручалочкой" новой власти. В критический момент, касается ли это фронтовых дел, положения на транспорте или с продовольствием, Ленин обращался к Троцкому в уверенности, что его участие или вмешательство в ситуацию обеспечат перелом. Правда, нередко Троцкий, перегруженный всевозможными обязательствами и поручениями, отказывался. Так, в июле 1921 года Политбюро решило назначить Троцкого наркомом продовольствия по совместительству. Троцкий отказался и убедил-таки Ленина в правильности своей позиции. Политбюро было вынуждено через несколько дней, 28 июля, отменить свое решение о назначении Троцкого.
Ленин хорошо знал о неприязненных и даже враждебных отношениях Троцкого и Сталина. Из документов видно, что лидер революции неоднократно пытался помочь нормализовать эти отношения. Ленин, хотя в ряде случаев и занимал сторону одного из соперников, чаще всего стремился быть выше этой междоусобицы. Но в случаях, когда Ленин считал вопрос принципиальным, он возражал и Сталину и Троцкому публично.
Выступая на X съезде РКП(б), Ленин, например, выразил несогласие с позицией Троцкого: „Товарищи, сегодня т.Троцкий особенно вежливо полемизировал со мной и упрекал или называл архиосторожным. Я должен его поблагодарить за этот комплимент и выразить сожаление, что лишен возможности вернуть его обратно. Напротив, мне придется говорить о моем неосторожном друге, чтобы выразить подход к той ошибке, из-за которой я так много лишнего времени потерял и из-за которой приходится теперь продолжать прения по вопросу о профсоюзах, не переходя к вопросам более актуальным".
В целом после октябрьского переворота отношения Ленина и Троцкого были ровными, даже дружескими. Ленин, безусловно, видел интеллектуальное превосходство Троцкого над другими членами партийного руководства. Это нашло, в частности, свое выражение в характеристике Троцкого как человека с „выдающимися способностями" в ряде других публичных высказываний. Но после заболевания Ленина личные связи его с Троцким ослабли более, чем с другими „вождями". Троцкий реже навещал больного Ленина, нежели, допустим, Сталин или Бухарин. Думаю, что Троцкий раньше, чем другие, понял, встречаясь с врачами, лечившими Ленина, что вернуться к активной политической деятельности Председатель Совнаркома уже не сможет. Троцкий был убежден в душе, что революционный жезл Ленина поднять некому, кроме как ему. Он внутренне был готов сменить признанного лидера. Здесь Троцкий сильно ошибался. Не скрывая своего интеллектуального превосходства над другими членами Политбюро, Троцкий породил к себе устойчивую, глухую личную неприязнь своих сотоварищей по партийной коллегии. Давно замечено, что люди трудно и болезненно переносят подчеркивание интеллектуального преимущества кого-либо над собой.