Река внезапно стала бесцветной, серой и сморщенной, как лицо старца; ангелы, одетые в перламутровые, розовые, голубые и зеленые наряды, улетели, а небо стало таким же бледным, как вода.
Володя снова со всей силы натянул на голову шапку и, засунув руки в карманы брюк, задумчивый и грустный отправился домой.
Радость умерла в его сердце.
Он уже ни в чем не замечал безбрежной, бессмертной радости.
Все унеслось, улетело без следа, без эха. Мальчик оглядывался вокруг и шептал:
— Мама и священник в гимназии учат, что Бог милосерден и вечен… Почему же тогда умирают люди, собаки, птицы? Почему же проходит наполненная светом и радостью тишина? Почему прерывается несущаяся над рекой песня? Почему этот толстый купец бьет рулевого и во все горло выкрикивает отвратительные слова? Нет! Бог не милосерден, ведь он не сделал вечными радость и красоту! А может, Он сам не вечен? Может, Он жил когда-то и был милосерден? А потом Он умер — и милосердия на земле не стало?
— Бога нет… — вспомнил он слова брата Александра.
— Лучше об этом не думать — прошептал мальчик.
Болезненная гримаса исказила его круглое лицо и затаилась в уголках дрожащих век.
Дни в деревне проходили полные незабываемых впечатлений.
Володя вместе с деревенскими мальчишками ходил в лес, на поля, на берег реки, где дети купались или ловили на удочку рыбу.
В лесу молодой Ульянов охотился. Он смастерил себе настоящий лук и стрелял из него в птиц. Делать это приходилось в тайне от матери, которая ругала его за это.
— Помни, сынок, — говорила она, глядя на сына строгим взглядом, — что самым дорогим сокровищем, которое есть у людей, является жизнь. Бог в своей доброте наградил ею живые существа. Никто не должен обижать Бога, убивая человека или даже самое маленькое насекомое.
— Даже комара, который кусается? — спросил мальчик.
— Ну… комар это — вредное насекомое… — ответила несколько растерявшаяся мать.
— А волк? Медведь? — спрашивал он дальше.
— Это опять же — хищники… — объясняла она неуверенным голосом.
— А что — вредных и хищных людей не бывает? — настаивал мальчик. — Я слышал, что отец Макарий называл революционеров вредителями, а комиссар полиции, господин Богатов, рассказывал, что цыгане — хищники… Скажи, мама!
Мария Александровна внимательно посмотрела в пытливые глаза сына. Хотела что-то ответить, но стиснула губы и после долгого молчания прошептала:
— Сейчас ты этого не поймешь. Ты еще мал. Узнаешь все со временем…
Он больше не задавал ей вопросов, а по птицам стрелял только тайком.
Еще Володя любил играть в кости. Он знал, что родителям это не нравится и постоянно вынужден был выслушивать от них нравоучения. Однако справиться с тягой к азарту не мог.
Кости он привез с собой и играл с ребятами, выигрывая маленьких белочек, зайчат, выкраденных из гнезда или пойманных дроздов и щеглов, трости с рукоятками из причудливо изогнутых корней.
Он никогда не проигрывал.
Наконец его разоблачили.
Он бросал кость, наполненную оловом, на которой всегда выпадало максимальное число.
Сначала его побили, однако никто и не думал его презирать. Наоборот, его небывалое изобретение вызвало в товарищах чувство уважения. Сам же он пожал плечами и спокойно сказал:
— За что вы меня побили? Я ведь хотел выиграть, поэтому и приготовил себе беспроигрышную кость.
— Ну, ты молодец! — покачал головой веснушчатый и ловкий, как кот, подросток, рыжий Сережка Халтурин. — Не любишь, брат, проигрывать?
— Я играю, чтобы выигрывать! — ответил Володя, щуря глаза.
Он ожидал услышать обвинение в нечестности. Это слово он часто слышал в гимназии: малейшее несоблюдение правил игры вызывало взрыв возмущения и крик о нечестности.
Володя почти никогда не играл на переменках.
Обычно он ходил в класс рисования и смотрел на гипсовые модели, бюсты Венеры, большую фигуру опиравшегося на дубину Геракла, он листал альбомы с картинами из Эрмитажа, галереи Строганова и Лувра.
Его удивляли многие несуразности.
На контрольных занятиях ученики списывали друг у друга, на уроках глухого капеллана подсказывали и не говорили, что это подло или нечестно, хотя охотно делали это во время игр.
Были в этом некие фальшь и непорядочность, которых он объяснить не мог, а потому — с презрением улыбался.
Деревенские мальчишки побили его за кость с оловом.