— О-о-о-ей! О-о-о-ей!
Это была бурлацкая песнь, песнь нищеты, рабской немощи и отчаяния.
— О-о-о-ей! О-о-о-ей!
— Бог в помощь, бурлаки! — крикнул один из мальчишек, уступая дорогу.
— К черту! — буркнул идущий впереди высокий, с мощной обнаженной и усыпанной красными язвами грудью верзила. — Над нами только дьявол имеет власть, щенок…
Они миновали мальчишек, и уже издалека, из-за врезающегося в реку небольшого мыса, донесся затихающий стон:
— О-о-о-ей! О-о-о-ей!
У Ульянова защемило сердце. Он нигде не встречал дьявола, а ведь тот имел власть над бурлаками. Где же находится резиденция дьявола? Хочется его увидеть и померяться силами, даже если после этого всю жизнь пришлось бы стонать, как эти тянущие баржу люди.
Вечером Володя принес в условленное место карамельки и кусок шоколада. Он упрашивал Сережку, чтобы тот показал ему все, что требовало бы вмешательства Пугачева и Разина.
— Вы, городские, не знаете деревню и нашу жизнь, ведь у вас все по-другому, — сказал рыжий подросток, глядя на друга с презрением.
Недалеко проходил мужик.
На нем были белые штаны и сшитая из грубого домотканого полотна рубашка навыпуск. Он шел, мощно ступая черными босыми ногами и постукивая толстой палкой. Что-то бормотал себе под нос, потряхивая густой гривой спутанных волос.
— Павел Халин возвращается из усадьбы. Идет злой, значит, ничего не добился, — прошептал Сережка.
— Зачем он туда ходил? — спросил Ульянов.
— Уже два месяца каждый день ходит! — рассмеялся подросток. — Приключилась такая вещь, что младший сын господина Милютина поймал в лесу дочь Халина Настьку. Так-сяк… лаской, угрозами и подарками уговорил он ее, чтобы ходила к нему…
— Что же в этом плохого, что она ходила к Милютину? — спросил Володя.
— Ну и глупый же ты! — воскликнул Сережка и очень красочно и доступно все другу объяснил. — Ну и забеременела Настька… Халин требует теперь от господина пятьдесят рублей компенсации, а не то — грозит свести в могилу эту распутницу!
— И что Милютин? — спросил дрожащим голосом молодой Ульянов.
Говорит: «Не дам ни гроша, потому что она сама бегала к моему сыну, он ее не неволил. А если убьешь девку — пойдешь на каторгу!» Однако Халин все еще торгуется. Он думал, что выцыганит деньги и купит на ярмарке вторую корову…
— Что же теперь будет? — спросил, глядя в ужасе на Сережку, маленький Владимир.
— А ничего, будет бить бабу свою, а потом и Настьку. Потом напьется и завалится храпеть. Назавтра снова потопает к Милютину, будет клянчить, просить и отбивать поклоны до самой земли… — ответил рыжий подросток, небрежно сплевывая на землю.
— Я хочу посмотреть, как он будет бить… — шепнул Володя.
— Идем! Спрячемся за оградой, а оттуда все увидим и услышим, — согласился, хрустя конфетой и громко причмокивая, парнишка.
Они обежали деревню со стороны реки и затаились рядом с хатой Халина.
Из нее доносился возмущенный голос мужика:
— Этот наш кровопийца, палач, обидчик не хочет ничего слушать!.. Говорит, что эта сучка сама искала кобеля, пока не нашла…
— Ой нет! Матерь Пречистая, нет! — крикнула девушка. — Я влюбилась в него, а он обещал, что в церковь к алтарю меня поведет. Я не…
На ее грудь обрушился тяжелый удар.
— Ах ты, сука, ничтожество, подстилка ты подлая! — приговаривал мужик, бил куда попало, пинал ногами и ругался отвратительными словами.
— Что ж ты делаешь, животное! — бросилась на него с криком жена. — Убьешь девку…
Мужик схватил бабу за волосы, выволок из хаты и, подхватив кусок полена, стал охаживать ее по спине, по бокам и по голове.
Поднялся ужасный вой:
— Люди добрые! Спасайте! Убьет! У-у-бьет!..
Из соседних хат выбегали бабы, а за ними медленно выходили мужики.
Они встали вокруг и внимательно, спокойно смотрели.
На темных загоревших лицах крестьян маленький Ульянов не заметил даже тени волнения и сочувствия. Мужчины смотрели скорее с интересом и злобой, женщины вздыхали и с притворным ужасом закрывали глаза руками.
Сережка тихо рассмеялся.
— Люби жену, как душу, а тряси, как грушу, — прошептал он слова поговорки. — Этот трясет что надо!
— Спасайте соседку, а то забьет ее Павел насмерть! — воскликнула одна старуха.
— Не наше дело! — отрезал серьезным голосом деревенский староста. — Жена бывает самой дорогой два раза в жизни: когда приводишь ее в дом и когда провожаешь на кладбище. Ничего страшного! Поучит Павел — бабу и будет порядок!
Однако мужик впадал в еще большее бешенство. Не переставая ругаться, он отбросил полено, которым избивал жену, и нагнулся за тяжелой жердью.