В оказании помощи голодающим приняли участие представители всех религиозных конфессий России. В начале июля 1921 года Алексей Максимович Горький приехал в Троицкое подворье. Договорились, что Патриарх Тихон выступит с обращением к архиепископам Кентерберийскому и Нью-Йоркскому «с призывом прийти на помощь хлебом и медикаментами пострадавшему от неурожая и эпидемий населению России». 7 июля эту акцию одобрило Политбюро ЦК РКП(б), и уже 10-го газеты сообщили, что обращение передано по радио193.
А в конце июля туда же, в Троицкое подворье, пришли члены президиума Помгола Н.М. Кишкин и С.Н. Прокопович. Позднее, в своих воспоминаниях, Е.Д. Кускова не скрывала мотивов этого визита: той части Помгола, которую представляли визитеры, при их политической претензии на представительство всей России, явно не хватало контактов с регионами и особенно с деревней, то есть именно тех связей, которыми обладала РПЦ.
«Надо было, следовательно, — писала Екатерина Дмитриевна, — осведомить церковную интеллигенцию о начатом деле и обязательно подчинить ее общей воле. Конечно, эту задачу мог выполнить не сам Комитет, а лишь высшая церковная власть». Патриарх, по словам Кусковой, долго думал, угощал гостей чаем с липовым медом, а затем ответил, что обратится к верующим с воззванием и проведет в Храме Христа Спасителя «всенародное моление»194.
17 августа Патриарх обратился с письмом во ВЦИК, в котором просил дать разрешение на создание Церковного комитета помощи голодающим из представителей духовенства и мирян. В качестве условий успешной деятельности этого Комитета назывались следующие: создание на местах епархиальных комитетов, возможность самостоятельно собирать пожертвования на родине и за границей, а также самим распределять эту помощь среди голодающих, с тем чтобы имущество Церковного комитета не подлежало никаким реквизициям, а деятельность — контролю РКП (б) и т.д.195
В тот же день ВЦИК в принципе признал целесообразным создание такого комитета, но с утверждением положения о нем торопиться не стали. Настораживало, видимо, совпадение ряда условий с теми, которые формулировали члены Помгола, о намерениях которых власти уже были осведомлены.
Тогда же Патриарх представил и текст обращения ко всем верующим России. При обсуждении текста в Совнаркоме его членов покоробили призыв к всеобщему покаянию и фраза: «Молитвою у престола Божия, у родных Святынь исторгайте прощение Неба согрешившей земле». Каменев заметил: «Что это такое? Какой согрешившей земле?» Впрочем, цензуровать обращение не стали. В Помголе его распечатали в 100 000 экземпляров и 22го, в день «всенародного моления», раздали всем верующим196.
Что же касается разрешения ВЦИК на проведение сбора средств голодающим, то оно последовало в декабре 1921 года. Причем такое же разрешение одновременно давалось Центральному духовному управлению мусульман, Всероссийскому совету евангельских христиан, Совету всероссийского союза баптистов197.
Спорить о том, означала ли вся сумма указанных перемен некий «религиозный НЭП», нет смысла. Несомненно одно: столь явное изменение политики государственной власти по отношению к религии, безусловно, способствовало усилению союза с широчайшими массами крестьянства и достижению «гражданского мира».
Ситуация осложнялась тем, что в это самое время, летом 1921 года (как и накануне Кронштадтского мятежа), в Петрограде и Москве на ряде государственных предприятий в связи с задержкой зарплаты и ростом дороговизны начались стачки. И сразу же в некоторых из них «засветились» нелегалы — меньшевики и эсеры. Усматривать в этом козни чекистов сегодня, после выхода в свет многотомных публикаций документов этих партий, нет уже никаких оснований.
В этой связи в начале июля Ленин пишет Уншлихту: «Сообщают про Питер худое... Как бы-де не прозевать второго Кронштадта». И Политбюро принимает решение — поручить ВЧК принять необходимые меры предосторожности и направить в Питер «рабочих-металлистов из старых членов партии»198.
Против эсеро-меньшевистского подполья были усилены репрессивные меры — аресты, высылка. Но надо было отделить этих активных противников от тех, кто готов был сотрудничать с Советской властью.
Решение этой задачи имело не только политический, но и определенный нравственный аспект. Ведь всего за 5-10-15- 20 лет до этого со многими из них большевики сидели вместе в тюрьмах, отбывали каторгу и ссылку. Со многими из них, несмотря на политическое противостояние, сохранялись и сугубо личные, дружеские отношения. И стричь теперь всех инопартийцев под одну гребенку было по тем временам просто невозможно.
196