В тексте, продиктованном несколько дней спустя, 4 января 1923 г., говорилось о том, что «отсутствие культуры» — настоящая почва для разрастания бюрократии, что бюрократия как обособленный аппарат, как содержащаяся обществом армия управленцев, располагающих собственными интересами и своеобразными «традициями», является главным препятствием на пути осуществления социализма. Согласно процитированным Лениным статистическим данным, в России (без Средней Азии, где даже еще и в 1923 г. было 90 % неграмотных) во время переписи населения 1897 г. на 1000 человек приходилось в среднем 223 грамотных, да и 23 года спустя, в 1920 г., число грамотных составляло всего 319 человек на 1000 жителей. «Речь должна идти о той полуазиатской бескультурности, — писал Ленин, — из которой мы не выбрались до сих пор и не можем выбраться без серьезных усилий, хотя имеем возможность выбраться, потому что нигде народные массы не заинтересованы так настоящей культурой, как у нас…».[1111] Описанная Лениным социальная почва переходного периода характеризовалась не просто исчезновением немногочисленного коренного, революционного пролетариата (члены которого погибли на фронтах, поднялись в аппарат власти, бежали в деревню от голода и т. д.), но и тем, что пропаганда «советских идей» и культуры, стимулирование самодеятельности в деревне, среди неграмотного крестьянского населения натолкнулись на неслыханные трудности.
Лучше и красочнее всяких научных трактатов описывает эту ситуацию ставшая классической советская литература 20-х гг. Либерально-буржуазную цивилизацию западного происхождения и задуманную социалистическую культуру нельзя было строить непосредственно на том «социокультурном» фундаменте, который был так глубоко и наглядно изображен советскими писателями того времени (Бабелем и Веселым, Пильняком и Маяковским, Ильфом, Петровым и Зощенко, Шолоховым и Булгаковым). Ленин не случайно убеждал Бухарина и других в том, что нужно не фантазировать о создании «пролетарской культуры», опираясь на вульгарный классовый подход, а стараться достичь нормального уровня «буржуазной» культуры. Размышляя о культурных предпосылках социализма, стоит вспомнить, например, красноармейца из рассказа Шишкова,[1112] «Голый год» Пильняка или «Конармию» Бабеля, позволяющие понять те реальные особенности «социальной почвы» того времени, на которые реагировал Ленин в своих поздних теоретических рассуждениях.
В статье «Лучше меньше, да лучше», одной из последних статей, появившихся при жизни Ленина, в номере «Правды» 4 марта 1923 г., был поднят вопрос, интересовавший Ленина еще при осмыслении термидорианской альтернативы: в какой степени отношения «государственного капитализма» коррумпируют этот аппарат, обладающий «азиатскими» историческими корнями, в какой степени удастся партии мобилизовать этот аппарат на осуществление общественных целей и интересов? Мы подчеркивали, что ленинские меры по улучшению работы госаппарата в действительности не решили проблемы, и именно Ленин в этой статье указал на причины этой неудачи. Стремясь прежде всего сломить старые бюрократические традиции, Ленин укорял прекраснодушных интеллигентов, разглагольствующих о «пролетарской культуре». «Нам бы, — писал он, — для начала достаточно настоящей буржуазной культуры, нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов культур добуржуазного порядка, т. е. культур чиновничьей, или крепостнической и т. п.».[1113] По его мнению, пока еще не возникло аппарата, «действительно заслуживающего названия социалистического, советского», однако он видел хорошие возможности для его возникновения именно ввиду интереса, приверженности народа к культуре. В кажущихся пророческими словах статьи, которые Ленин как будто адресовал и самому себе, он призывал к терпению в деле ликвидации культурной отсталости: «Тут ничего нельзя поделать нахрапом или натиском…».[1114]
В то же время Ленин ненавидел подражание, не верил в него, больше того, посвятил «подражателям» Западу отдельную статью («О нашей революции», 17 января 1923 г.), в которой реагировал на «записки» Суханова. Суханов упрекал Ленина в «ревизионизме» с позиций ортодоксального (как писал Ленин, «педантского») марксизма, который в 1923 г. казался глубоко консервативным и антиреволюционным. Будучи «ортодоксальными марксистами», меньшевики действительно не поняли того, что, как писал несколько позже Грамши, Октябрьская революция произошла вопреки «Капиталу» Маркса. Критикуя «мелкобуржуазных демократов», «героев II Интернационала», Ленин писал: «…Даже лучшие из них кормят себя оговорочками, когда речь идет о мельчайшем отступлении от немецкого образца, уже не говоря об этом свойстве всех мелкобуржуазных демократов, достаточно проявленном ими во всю революцию, бросается в глаза их рабская подражательность прошлому».[1115]
1112
Красноармеец Павел Мохов, вернувшись после окончания гражданской войны в родное село, организовал в нем театральный кружок и сочинил трагедию, показанную при огромном, но своеобразном интересе местных жителей. О предстоящем спектакле селян оповещали плакаты, на которых было написано: «Прошу на пол не харкать», «Во время действия посторонних разговоров прошу не позволять», «В антрактах матерно прошу не выражаться». В конце каждого плаката стояло: «С почтением автор Мохов». См.: Шишков В. Спектакль в селе Огрызове.