В 1916 году Ленин получил весть о смерти матери. Она пережила отца на 30 лет. В последний раз Ленин виделся с ней в 1910 году в Стокгольме, когда прибыл туда на международный конгресс социалистов. Она приехала туда, чтобы увидеться с сыном, поскольку Париж был слишком далеко. Здесь, в Стокгольме, она в первый и в последний раз услышала публичное выступление сына; в порту произошло печальное прощание. Ее смерть была для Ленина большим ударом. На протяжении всей жизни между матерью и сыном существовали тесные, сердечные отношения. Сразу же по прибытии в Петроград в апреле 1917 года Ленин отправился на кладбище.
Никогда он не чувствовал себя хуже, никогда не ощущал себя в большей изоляции, чем в последнюю зиму, проведенную в Швейцарии, когда Крупская была чуть ли не единственным из видных членов партии, оставшихся на его стороне. Многие называли его высокопарным глупцом, фанатичным сектантом революции. Даже бывшие — и позднее покаянно возвратившиеся — соратники разочаровались в нем. «Ленин не заслуживает помощи, — заявил Красин, который получил в России хорошую должность в качестве инженера и отклонил помощь бывших товарищей. — Он являет собой тип разрушителя, никогда не узнаешь, какие дикие проекты возникнут в его татарском черепе». «Если Ленин когда-нибудь придет к власти, — говорил Менжинский, — он натворит не меньше бед, чем царь Павел I. Ленинисты — даже не фракция, а племя партийных цыган, которые размахивают кнутами и надеются своим криком заглушить голос пролетариата».
На собрании молодых рабочих Цюриха в январе 1917 года Ленин заявил, что нынешняя гробовая тишина в Европе не должна вводить в заблуждение относительно того, что континент носит в себе заряд революции, однако он с некоторым разочарованием добавил: «Старшее поколение не доживет до решающих боев грядущей революции в России, только новое поколение выйдет победителем из пролетарской революции».
Шесть недель спустя в результате февральской революции пал царский режим. Когда однажды утром один из революционеров-эмигрантов ворвался к Ленину с сенсационной новостью, тот не хотел верить; цюрихские газеты подтвердили сообщение. То, чего он так долго и страстно ждал, совершенно неожиданно стало явью.
Возвращение
Теперь вся энергия Ленина сконцентрировалась на одной мысли: назад в Россию. Он метался, как пишет Троцкий, взад и вперед по своей цюрихской «клетке», ища выхода, и проявлял неиссякаемую энергию, устанавливая связь с революционерами в России. С помощью корреспонденции Ленин собирал эмигрантов, рассеянных по разным странам, давал рекомендации, вырабатывал тезисы и резолюции. Он не слишком доверял своим представителям в Петербурге. Там Молотов и Шляпников руководили небольшим бюро большевиков и намеревались выступить в «Правде» с нападками на Временное правительство. Каменев, Свердлов и Сталин, вернувшиеся из ссылки, стали проводить курс на примирение, который предполагал сотрудничество с другими группами социалистического направления. В этой ситуации появились «Письма издалека» Ленина, заставшие читателей газеты насторожиться. Они адресовались сестре Марии. В «Письмах» Ленин призвал к свержению Временного правительства и составил программу действий для всеобщего совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов; требовал отмены всех договоров с союзниками и освобождения колоний. Это были первые раскаты ожидаемой мировой революции.
Ничего не подозревавшее Временное правительство не выразило протеста против его возвращения на Родину. Однако, как и у Троцкого, возникли трудности при получении транзитной визы для проезда через Англию и Францию; так возникла идея ехать через неприятельскую Германию. Вначале ее высказал Мартов, а немецкие и местные социалисты в Швейцарии подготовили дальнейшую почву. Переговоры с посольство?*! Германии в Берне вели Фриц Платтен и Пауль Леви; в Германии Парвус Хелпханд через некоторых немецких политиков нашел доступ к рейхсканцлеру Бетману Холльвегу, и, наконец, дало согласие высшее руководство армией. Таким образом, не было необходимости претворять в жизнь абсурдную идею Ленина — добираться домой через Германию, притворившись глухонемым шведом. В связи с возвращением русских революционеров в Россию правительство Германии ожидало значительного ослабления сопротивления и развала внутреннего фронта. Было известно, что Ленин поддерживает свержение царизма. Предоставление ему возможности приступить к деятельности находилось в полном соответствии с практикой финансовых субсидий.
То обстоятельство, что Ленин поедет через Германию без согласия Петроградского совета, вызвало негодование социалистов Швейцарии; Ромен Роллан, с которым Ленин поддерживал связь через французского социалиста Гильбо (Guilbeaux), также не советовал этого делать и не появился на вокзале несмотря на приглашение Ленина.
В прощальном письме рабочим Швейцарии Ленин изложил свой взгляд на русскую революцию и ее взаимосвязь с мировой революцией. «Русскому пролетариату, — сказано в нем, — принадлежит честь открыть шеренгу последующих революций. Впрочем, этот пролетариат не является избранным в ряду других отрядов рабочих. Отнюдь не его качества, а особые исторические условия сделали российский пролетариат, быть может, только на короткое время, авангардом международного пролетариата. Одними лишь собственными силами пролетариат России не сможет завершить социалистическую революцию. Однако можно настолько широко распространить русскую революцию, что условия для мировой революции будут созданы прежде, чем пролетариат Европы и Америки вступит в свои решающие битвы».
8 апреля 1917 года настал день отъезда. Вместе с Лениным и его женой ехали Зиновьев, Радек и другие большевики, а также 20 эмигрантов, не принадлежавших к большевикам. На цюрихском вокзале состоялись демонстрации противников Ленина, его сторонники запели «Интернационал». Ленин, улыбаясь, стоял у окна своего купе. Он все еще стоял там и несколько часов спустя, когда поезд уже шел по Германии. Разумеется, поезд не был в буквальном смысле слова «опломбирован», хоть остановок в Германии и не предусматривалось. 13 апреля прибыли в Швецию, стокгольмский посредник Ленина Ганецкий встретил его и посоветовал остаться в Швеции до выяснения ситуации. Хелпханд просил передать Ленину, что существует настоятельная необходимость незамедлительного проведения мирных переговоров, на что Ленин ему ответил: «Моя специальность — политическая агитация, а не дипломатия».