Граф фон дер Шуленбург 3 августа беседовал с Молотовым, и у него также сложилось впечатление, что Кремль действительно готов улучшить отношения с Германией, и все же прежнее недоверие к «Третьему рейху» и его антикоминтерновской политике было еще живо. В связи с этим он считал необходимым предостеречь свое правительство от слишком «бурных действий». Между тем тремя днями раньше в Москву прибыли английская и французская военные миссии для ведения переговоров о заключении военного союза с СССР. Это обстоятельство убедило Гитлера в том, что теперь ему следует ускоренными темпами обеспечить себе прикрытие с тыла, если он хочет начать войну против Польши еще до окончания лета. Исходя из этих соображений, он распорядился уведомить Сталина о том, что намерен командировать в Москву рейхсминистра иностранных дел фон Риббентропа, чтобы проинформировать Сталина о его, Гитлера, точке зрения. Темп, предложенный Гитлером, послужил осторожному Сталину основанием для того, чтобы проявить сдержанность и 17 августа сообщить послу Германии о том, что первым шагом к улучшению отношений может стать заключение договора о торговле и кредитах. Этим Сталин противоречил собственной позиции, принятой 20 мая! Прежде считалось, что начало переговоров о торговле находится в зависимости от предварительного создания «политической основы», теперь же заключение договора о торговле было названо в качестве предпосылки для взаимопонимания в области политики. Это было характерно для тактики ведения переговоров, свойственной Сталину, который, используя любые предоставлявшиеся возможности, произвольно менял свою позицию невзирая на собственные заявления, сделанные раньше. Однако переговоры все же привели в конце концов к положительному результату после того, как Сталин убедился, что Гитлер намеревается напасть на Польшу и это приведет к войне между Германией и западными державами. Теперь он больше не сомневался в том, что предложенный ему Гитлером пакт о ненападении и Дополнительный секретный протокол даст Советскому правительству огромные преимущества, поскольку эти соглашения, во-первых, ограждали Советский Союз от непосредственной угрозы нападения со стороны Германии; во-вторых, гарантировали начало войны между Германией и западными державами без одновременного втягивания в войну Советского Союза; в-третьих, без всякого сопротивления передавали в собственность Советского Союза важнейшие стратегические позиции (прибалтийские государства); в-четвертых, давали Сталину возможность ускоренными темпами вести вооружение своей страны.
Таким образом, Сталин имел все основания быть довольным соглашениями, достигнутыми 23 августа 1939 года между Германией и Советским Союзом. Это подтверждают его внимание к подписанию договора Молотовым и Риббентропом и забота, с которой он следил за проведением его в жизнь.
Автору настоящей книги довелось неоднократно вступать в тесный контакт со Сталиным, в том числе и при подписании договора. Внешность Сталина не была внушительной: он был невысокого роста, лицо покрыто оспинками, подвижность левой руки ограничена якобы вследствие ранения, полученного в ранней юности. Его поведение по отношению к Риббентропу и графу Шуленбургу было уверенным, хотя и не претенциозным. Он умел расположить к себе партнера любезностью, производящей естественное впечатление, и усыпить его бдительность доброжелательностью, умело выставленной напоказ. Однако поучительно было наблюдать за ним: его поведение становилось холодным как лед, когда он отдавал приказания своим подчиненным или задавал им вопросы. Весьма показательным для отношений Сталина со своим окружением было раболепство начальника генерального штаба, с которым тот принимал указания Сталина, а также услужливость, заставлявшая даже народных комиссаров, словно школьников, подниматься со своих мест, когда Сталин задавал им вопросы. В то время Сталин еще не занимал никакого поста в правительстве, несмотря на то, что уже в течение десяти лет был единоличным правителем Советского Союза и даже не нуждался в том, чтобы называться генеральным секретарем, поскольку его имя и без того всегда и везде стояло на первом месте. Переговоры с Риббентропом вел не Молотов, а Сталин, однако в конце переговоров Молотов должен был подписать договоры как комиссар по иностранным делам. В ходе всех заседаний и совещаний с участием Сталина авторитет его был явным, непререкаемым и не подвергался никаким сомнениям. Он решительно вмешивался даже в вопросы стилистики, когда речь шла о правильности текста официального коммюнике, и уверенно высказывал собственное мнение, не достигнув предварительно соглашения с Молотовым. Способность Сталина найти наиболее приемлемые формулировки для любой политической ситуации была столь же значительной, как и знания, которые он демонстрировал при рассмотрении, например, технических вопросов, всплывавших в ходе обсуждения поставок Германии в Советский Союз. Что же касается советских поставок в Германию, то невозможно было получить хотя бы минимальную уступку со стороны советских посредников без прямого разрешения Сталина; если же подобное разрешение было получено, оно приобретало силу приказа, которому немедленно следовали. При личном контакте со Сталиным явно ощущалось, что отдельные черты характера и поступки Гитлера производили на него сильное впечатление. При этом в первую очередь ему импонировали именно те действия Гитлера, которые вызывали отвращение любого честного и порядочного человека, как, например, кровавые акции Гитлера 30 июня 1934 года. В высказываниях Сталина по адресу Японии нашли выражение свойственные ему ненависть и садистские наклонности. Так, например, в связи с боями между советскими и японскими войсками на маньчжурской границе он с большим удовлетворением говорил о том, что однажды «красноармейцы перебили не меньше двадцати тысяч японцев». «Эти азиаты понимают только такой язык, — сказал он и с сатанинской улыбкой добавил: — Впрочем, я сам один из них и знаю, что говорю». Об Англии Сталии высказывался с явной враждебностью и говорил, что если Англия владела миром, то дело тут в глупости других стран, которые позволяли себя дурачить. В последующие недели Сталин также лично появлялся на переговорах с представителями Германии. Именно он в ночь с 16 на 17 сентября в устной форме поставил графа Шуленбурга в известность о том, что Красная Армия в течение следующих четырех часов начнет продвижение на территорию Польши. Предложение о внесении изменений в Дополнительный секретный протокол от 23 августа 1939 года, в результате чего в сферу влияния СССР попадала, кроме Латвии и Эстонии, также Литва, следует объяснить его инициативой, которую он высказал 25 сентября 1939 года графу Шуленбургу. В ходе переговоров о прохождении границы именно Сталин толстым синим карандашом начертил линию, в соответствии с которой пограничные комиссии затем должны были проложить границы. Для членов советской комиссии это было нелегкой и небезопасной задачей, поскольку они были рабами синей линии, а на практике это приводило к бессмысленным последствиям, граница проходила по населенным пунктам и жилищам лишь потому, что линию собственноручно провел Сталин.
Сталин в рабочем кабинете
В период между подписанием пакта о ненападении (23 августа 1939 г.) и началом войны между Германией и Советским Союзом (22 июня 1941 г.), любой очевидец событий не однажды имел возможность констатировать грубые тактические ошибки, которые совершал Сталин несмотря на свои незаурядные способности политика, создавшие ему столь выдающееся положение, и которые имели последствия неблагоприятные для Советского Союза. Разумеется, он сумел извлечь из достижения взаимопонимания с Гитлером немалые преимущества для Советского Союза, который на основании Дополнительного секретного протокола к пакту о ненападении получил часть Польши, прибалтийские государства и Бессарабию и увеличил тем самым свое население на 13 миллионов. Однако одновременно Сталин продемонстрировал недостаточную осведомленность в части соотношения сил между Германией и Польшей, в значительной степени переоценив предполагаемое сопротивление Польши нападению Германии. Это проявилось в момент, когда Сталину предстояло своевременно сделать выводы военного характера из договоренностей с Германией относительно отграничения сфер интересов обеих стран. Во второй раз Сталин обнаружил слабое владение информацией, когда 30 ноября 1939 года совершил нападение на Финляндию недостаточными силами и в неблагоприятный момент и этим продемонстрировал Гитлеру и всему миру несостоятельность вооруженных сил Советского Союза. При заключении пакта о ненападении Сталин исходил из предположения, что Германия и западные державы в обозримом будущем ослабнут настолько, что в подходящий момент ему удастся бросить на чашу весов мировой политики накопленную за это время военную мощь Советского Союза. Когда 10 мая 1940 года Гитлер приготовился нанести решающий удар по Франции, Сталин был убежден в том, что линия Мажино окажется непреодолимым препятствием для агрессора и обе стороны будут втянуты в изматывающую позиционную войну. Вместо этого уже 17 июня 1940 года Сталин был вынужден через Молотова передать послу Германии в Москве «самые теплые поздравления Советского правительства по случаю блестящего успеха немецких войск». Пакт о дружбе и ненападении, подписанный Сталиным 5 апреля 1941 года с Югославией и положивший начало военной агрессии Германии против Югославии и Греции — еще одна политическая ошибка Сталина. Пакт так и не привел к отсрочке нападения Германии на Советский Союз. Предпосылка этой ошибки также в неправильной оценке существующего соотношения сил. Сталин считал, что на Балканах немцы «обломают себе зубы», но этого не произошло и он 13 апреля 1941 года был вынужден заверить посла Германии в том, что «Германия и Советский Союз — друзья и он, посол, должен сделать все для сохранения такого состояния». Начиная с этого момента Сталин проводил по отношению к Гитлеру политику умиротворения: он разорвал дипломатические отношения с Югославией, Норвегией, Бельгией и Грецией под тем предлогом, что эти страны вследствие немецкой оккупации утратили суверенитет; он отдал приказ о бесперебойном снабжении Германии советским сырьем, хотя Советский Союз отнюдь не был обязан и далее продолжать такого рода поставки, поскольку Германия давно имела задолженность по поставкам в Советский Союз. Политика Сталина, направленная на умиротворение Гитлера, оказалась одной из самых больших тактических ошибок из числа тех, что мог совершить Сталин, поскольку ома не произвела на Гитлера ожидаемого впечатления. Гитлер рассматривал упорные попытки Сталина поддержать в нем хорошее расположение духа как признак слабости и теперь окончательно укрепился во мнении, что никогда ему не представится более благоприятной возможности для того, чтобы разбить Советский Союз, уничтожить советский режим и обеспечить немецкому народу «дополнительное жизненное пространство» путем захвата русских и украинских территорий. Гитлер не принял во внимание даже то обстоятельство, что 6 мая 1941 года Сталин взял в свои руки руководство Советом Народных Комиссаров, то есть теперь и юридически стал во главе Советского правительства, хотя этим Сталин совершенно явно продемонстрировал, что намерен с помощью авторитета своей личности и своего поста предотвратить столкновение между Германией и Советским Союзом. Когда же вскоре Германия совершила нападение, Красная Армия оказалась абсолютно неподготовленной к нему, ибо Сталин до последнего пребывал в уверенности, что Гитлер никогда не отважится напасть на Советский Союз, а концентрация его войск на советской границе — всего лишь блеф, предпринятый с целью добиться уступок в экономической или территориальной сфере. Если бы Сталин действовал по-иному и своевременно дал понять Гитлеру, что твердо решил в случае необходимости обрушить на него всю мощь Красной Армии, — кто знает? — история могла бы пойти в другом направлении. В сложившейся же ситуации зародившиеся 23 августа 1939 года германо-советские «дружественные отношения» 22 июня 1941 года закончились трагически.