"Восстание народных масс не нуждается в оправдании. То, что произошло, это восстание, а не заговор. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю массы. На восстание, а не на заговор… народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. Теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю вас, с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда или которые делают это предложение! Но ведь мы их видели целиком. Больше за ними нет никого в России. С ними должны заключить соглашение, как равноправные стороны… Нет, тут соглашение не годится. Тем, кто ушел отсюда и кто выступает с предложениями, мы должны сказать: вы — жалкие единицы, вы — банкроты, ваша роль сыграна и, отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории…"
Суханов слышал, как Мартов крикнул с трибуны: "Тогда мы уходим", но бурные аплодисменты раздались по адресу Троцкого.
Вернемся вновь немножко назад, чтобы уяснить один вопрос, который советские историки намеренно оставляют в тени или даже фальсифицируют, вопрос о письме Ленина в день восстания на имя ЦК. Поскольку связной между ЦК и Лениным Сталин пребывал неизвестно где и не присутствовал на утреннем заседании ЦК, на котором уже было назначено восстание, то Ленин не был информирован об этом решении. Поэтому-то он и пишет в своем письме от 24 октября:
"Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов)… а борьбой вооруженных масс… Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство… Нельзя ждать! Можно потерять все!!… Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало. Промедление в восстании смерти подобно" (Ленин, ПСС, т.34, стр.435–466).
Восстание было уже в разгаре, когда Ленин писал это письмо. Поздно ночью 25 октября, как было сказано, явился в Смольный и Ленин, словно для подведения итога победоносного восстания, которое было совершено без его личного участия, но точно по его плану и стратегии. Душой восстания был Троцкий, но мозгом и мотором его был Ленин. Все "винтики" этого мотора, кроме Сталина, были на виду, но конечная победа восстания досталась одному Сталину…
Троцкий вспоминает встречу с Лениным в эту историческую ночь:
"Власть завоевана, по крайней мере, в Петрограде… Ленин… — Знаете, говорит он нерешительно, — сразу после преследований и подполья к власти… Он ищет выражения, — es schwindelt, — переходит неожиданно на немецкий язык и показывает рукой вокруг головы. Мы смотрим друг на друга и чуть смеемся… Затем простой переход к очередным делам. Надо формировать правительство. Нас несколько членов ЦК. Летучее заседание в углу комнаты. — Как назвать? — рассуждает Ленин. — Только не министрами: гнусное, истрепанное название. — Можно комиссарами, — предлагаю я, — только теперь много комиссаров. Может быть, верховные комиссары?… нет, "верховное" звучит плохо. Нельзя ли "народные"? — Народные комиссары? Что же, это, пожалуй, подойдет, — соглашается Ленин. А правительство в целом? — Совет народных комиссаров… — Совет народных комиссаров? — подхватывает Ленин, — Это превосходно: ужасно пахнет революцией…
На другой день на заседании ЦК Ленин предложил назначить меня председателем Совета народных комиссаров. Я привскочил с места с протестом, — до такой степени это предложение показалось мне неожиданным и неуместным. Почему же? — настаивал Ленин, — вы стояли во главе Петроградского Совета, который взял власть". Я предложил отвергнуть предложение без прений. Так и сделали" (Л.Троцкий, "Моя жизнь").
В первый день открытия второго съезда Советов ЦК не разрешил Ленину явиться на заседание во избежание непредвиденных эксцессов. Явившись на второй день 26 октября, он огласил на съезде свои знаменитые два декрета — один декрет о мире, согласно которому Россия выходила из войны, другой о земле, целиком списанный у эсеров, согласно которому вся земля передавалась крестьянам. Не холостой выстрел "Авроры", а эти два декрета окончательно похоронили Временное правительство. Совершенно неважно, что в обоих декретах Ленин пошел против своих былых догм — "не сепаратный, а всеобщий мир без аннексий и контрибуций", "не кулацкая аграрная программа эсеров, а за большевистскую программу национализации". Как раз это доказывает, что Ленин никогда не был рабом ни марксистских, ни своих собственных догм, когда интересы завоевания власти повелительно требовали пересмотра и отказа от любых догм, которые приходили в противоречие с его стратегическими задачами и целями захвата власти и ее удержания.