Октябрь был триумфом заговорщического гения Ленина, но он далеко не был уверен, что победа его окончательная. Предстояла еще схватка с Учредительным собранием, которое всегда стояло в центре требований большевистской пропаганды. Отказ от его созыва был бы равносилен публичному признанию Ленина, что он узурпатор власти и боится стать перед сувереном страны — Учредительным собранием, выбранным на самых демократических, свободных выборах. Именно поэтому он вынужден был поставить перед названием и своего правительства одиозное прилагательное: "Временное рабоче-крестьянское правительство". К тому же и сам Ленин далеко не был уверен, что он тоже не "временный". Троцкий приводит характерный разговор с Лениным на этот счет:
"А что, — спросил меня совершенно неожиданно Владимир Ильич в те же первые дни, — если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?
— Авось не убьют, — ответил я, смеясь.
— А черт их знает, — сказал Ленин и сам рассмеялся”.
Троцкий продолжает, что "этот эпизод я передал в первый раз в своих воспоминаниях о Ленине в 1924 г. Как я узнал впоследствии, члены тогдашней "тройки": Сталин, Зиновьев и Каменев почувствовали себя кровно обиженными моей справкой, хотя и не посмели оспорить ее правильность" ("Моя жизнь").
Итак, все известные нам из истории великие революции были революциями за свободу против тирании. Октябрьская революция оказалась единственным исключением: она была революцией за тиранию против свободы. В этом-то и ее уникальность.
Как реагировала кайзеровская Германия на триумф большевиков?
Она ликовала, но сдержанно, чтобы не помешать Ленину удержать и укрепить свою власть. Главный чиновник Берлина по политическому ведению войны против России Курт Рицлер на второй день после октябрьского переворота занес в свой "Дневник": "Революция Ленина это чудо по нашему спасению". Его ученый комментатор добавляет от себя: "Чтобы это чудо стабилизовалось, Берлин усердно помогал. Как велика была сумма, которая шла через Рицлера в Петербург, не поддается учету, но скупым Берлин не был. На второй день после революции по требованию Рицлера были отпущены два миллиона марок и обещано дальнейшее финансирование" (Kurt Riezler, "Таgebiicher, Aufsatze, Dokumente", S.87, Gottingen, 1972, издание Баварской Академии наук). "Чудо спасения" состояло в том, что Ленин своим переворотом продлил войну в Европе на год с лишним, да еще дал возможность кайзеру снабжать свою армию и тыл стратегическим сырьем оккупированних территорий России.
В заключении данной главы обратимся еще раз к Ленину: что он сам думает, в силу каких марксистских законов истории стал возможным его триумф в октябре 1917 года?
Вопреки наукообразной трепотне догматиков из Института марксизма-ленинизма, Ленин был предельно откровенен и правдив в своем ответе на этот вопрос, а именно: если правители игнорируют необходимость судьбоносных реформ, то революция неизбежна в любом обществе. Это очевидная истина в устах Ленина до сих пор не включалась в "золотой фонд" ленинизма, ибо выходило, что революция возможна и при социализме, если коммунистические правители саботируют назревшие реформы. Теперь впервые после смерти Ленина, в эру "радикальных реформ", советская печать процитировала Ленина, почему он победил Керенского в 1917 году. В юбилейной статье к 72-й годовщине Октября В.Звягин пишет:
"В марте 1920 г. Ленин, обращаясь к меньшевикам и эсерам, которые в 1917 г. поддерживали Керенского, говорил:
"Нашелся бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу." ("Московские новости", 5.11.1989).
Другими словами, если бы Керенский и эсеры провели реформы, то Ленин и его большевики никогда не пришли бы к власти — за отсутствием "дураков", могущих их поддержать. Точно и ясно!
Глава XII. ЛЕНИН ЛИКВИДИРУЕТ СВОБОДНУЮ ПЕЧАТЬ, ОРГАНИЗУЕТ ЧЕКА, РАЗГОНЯЕТ УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ И СТРОИТ СОЦИАЛИЗМ
В данной работе уже подчеркивалось, что Ленину была чужда тактика безоглядного авантюризма в текущих революционных акциях. Однако этот принцип изменил ему, когда он приступил к осуществлению своей стратегической цели из "Что делать?": опираясь на свою партию заговорщиков, "перевернуть Россию". Тут он следует явно авантюристическому рецепту Наполеона, которого он солидарно цитирует как раз накануне октябрьского переворота: "Сначала важно ввязаться в бой, а там видно будет". И что же? "Ввязался" Наполеон в бой с Россией и погиб. Ленин пренебрег мудрым предупреждением русского мужика, развеявшего в прах военный гений Наполеона: "Не суйся в воду, не зная броду"! И этот же мужик — в лаптях в Тамбове и в шинели в Кронштадте — нанес смертельную рану и ленинской социалистической утопии. Правда, революционная авантюра переворота удалась в силу разобранных нами причин, но социалистическая авантюра все эти десятилетия находится в состоянии агонии.