Может быть, эти высказывания Крупской имел в виду поэт Твардовский, когда осмелился после XX съезда выразить вслух запретную истину: "Великий Ленин не был богом и не учил творить богов". Если бы он эту мысль высказал при Сталине, его постигла бы участь Мандельштама. Крупская умерла вскоре после обнародования такой "крамольной философии" в 1939 году — в последнем году кровавого террора, причем умерла не болея, "внезапно", после "чаепития с друзьями". "Внезапная" смерть тоже один из методов расправы Сталина с неугодными лицами. Именно потому, что частная жизнь Ленина оказалась запретной зоной, в западной литературе родились легенды о его любовных похождениях и романах, то с Инессой Арманд, то с Александрой Коллонтай (Сталину приписывали слова, что если Крупская не перестанет "бунтовать", то он вдовой Ленина сделает Коллонтай). Все рассказы об "амурах" Ленина, вероятно, из области фантазии. Правда, для страны было бы, пожалуй, лучше, если бы политик Ленин увлекался слабым полом, музыкой, искусством, изящной словест-ностью, философией гуманистов — хотя бы в той мере, в какой увлекались многие из великих политиков. Эренбургу, который провел несколько лет среди русской эмиграции в Париже, часто встречаясь с Лениным, приписывают слова: "Стоит посмотреть на Крупскую, чтобы убедиться, как мало интересовали Ленина женщины". Одна из его знакомых рассказывала, что и среди прекрасных альпийских пейзажей Швейцарии, когда спутники Ленина восхищались величественной панорамой снежных вершин, водопадов и зеленых долин, Ленин, не обращая внимания на открывавшиеся красоты, все твердил свое: "Меньшевизм надо вырвать с корнем"! Кажется даже, что Ленин и вообще женился лишь для того, чтобы иметь помощницу. Детей иметь он никогда не хотел. Представление о любви у него тоже ортодоксально "классовое". Обратите внимание, как Ленин трактует любовь и сердечное влечение между полами. В письме к Инессе Арманд 17-го января 1915 г. Ленин с классовой точки зрения критикует присланную ему на просмотр рукопись ее брошюры "Требование свободы любви". Ленин упрекает ее, что она не делает разницы между "пролетарской" любовью и любовью "буржуазной". Ленин наставляет: "Дело не в том, что вы субъективно хотите понять под этим. Дело в объективной логике классовых отношений в делах любви". "Классовость" любви — вот до какого абсурда может договориться фанатик ослепленный собственной утопией! Но загадочна душа Ильича: после смерти Инессы он уже традиционно поручает класть цветы на ее могилку. Столь же классовое отношение у Ленина и к литературе, которая должна быть пронизана идеологией пролетарской партийности. Поэтому и Толстой его интересует, лишь как "Зеркало русской революции". Музыка Бетховена его страшит своей глубокой человечностью, ибо она объединяет, а не разъединяет людей на классы. Хорошо передана философия Ленина против общечеловеческого внеклассового искусства в воспоминаниях Горького. Горький пишет, что Ленин, послушав свою любимую Апасси-онату Бетховена, заметил: "Часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить, гладить людей по головкам (…) А сегодня гладить по головкам никак нельзя, и надо бить по головкам, бить безжалостно". Горький, который переиздал эти свои старые воспоминания в 1930 г. с большими сокращениями и необходимыми при Сталине дополнениями, кончил их так: "Ленин умер. Наследники разума и воли его живы и работают так успешно, как никто, никогда, нигде в мире не работал", — что верно, то верно: когда Горький писал эти строки, в стране была в разгаре "вторая Октябрьская революция" — ликвидация крестьянства как класса на основе сплошной коллективизации, единолично объявленной Сталиным 27-го декабря 1929 года.
Очень любопытно как определяет американский профессор Стефан Поссони место Ленина в мировой истории:
"Святой или дьявол, но Ленин был человеком выдающихся способностей и железной воли. Его мысли идеологические и догматические, но его действия, напротив, были трезвые и впечатляющие… Ленин был антиподом Цезаря Борджиа, но не Моисея, Будды, Магомета или Иисуса… Ловкость и практические знания Ленина превосходили все, что рекомендовал Макиавелли. Ко всему этому: кости Ленина были костями борца, а плоть — человека, одержимого идеей власти", но, однако, добавляет Поссони, "жизнь Ленина убедительно опровергает представление, что можно осуществить утопию без сверхчеловека. Сам Ленин увидел к концу жизни, что невозможно построить совершенное общество, о котором он сам не имел ясного представления, даже будучи человеком самым жестоким среди смертных" (Поссони, там же, стр.13).