"Однако, не у всех. Поразмышлял недавно о новом раскладе сил в руководстве и вижу, что не стать теперь Ежову секретарём ЦК, так как нет вакансии — Киров жив, так же и Чубарю не войти в Политбюро по той же причине".
"Но больше всего меня волнует отсутствие вестей от Оли. Как она там? Без неё меня скоро выгонят со службы. Не написал ни одной бумаги"…
По коридору забухали тяжёлые шаги, сапоги с подковками, затем деликатный стук в мою дверь и…
— Товарищ Чаганов, — заокал знакомый голос бойца Фокина — к вам посетитель.
"Молодец, дверь особого отдела открывать нельзя. Открываю дверь сам и тут же закрываю её за собой".
— Кто? — Спрашиваю понизив голос, нечего светить моих визитёров.
— Девушка, забыл фамилию пока бежал… — также полушёпотом отвечает Фокин.
"Неужели? Быстро, закрываю дверь на ключ и спешу за посыльным. Так и есть, Оля! Заметно похудевшая, с короткой стрижкой — совсем по другому стала выглядеть. Делаю знак караульному — пропустить, и с деланным равнодушием здороваюсь с ней".
— Ну, как съездили… — громко начинаю разговор и осознаю, что не знаю как её называть, Маша или Аня, ведь паспорт видел только караульный.
— Отлично, товарищ Чаганов, — без промедления приходит мне на помощь Оля.
— Поздравляю с повыщением. — Кивает на мои петлицы.
"Заходим в здание, в коридоре никого — рабочий день закончился. Завожу Олю в свой кабинет, а сам бегом в столовую КУКСа, к которой прикреплено ОКБ. Петрович, начальник столовой, выделяет мне, неведомо откуда у него взявшийся трёхэтажный железнодоржный судок и бегу назад распространяя вокруг божественные запахи рассольника с мясом и пшённой каши с маслом. Вхожу в комнату — Оля, сидит на стуле с опущенной головой. Ничего себе, думаю, неужели научилась спать? Но, тут же вижу её пристальный взгляд из под полуприкрытых век".
— Налетай, — локтём освобождаю уголок на столе, Оля хватает ложку, а я сижу с глупой улыбкой и смотрю как она ест.
— Ой, а я тут, нечаянно всё съела. — Виновато улыбается она.
— Надеюсь, что твой рассказ будет стоить скормленных тебе калорий. — Делаю строгое лицо.
— Сейчас уже не уверена, было очень вкусно. Спасибо…
— И-и-и…
— Выехала в Москву первого января, — начала свой рассказ Оля. — утром следующего дня в Загорск с Ярославского вокзала. В моём первом детдоме выяснила, у узнавшей меня воспитательницы, где жила мать. К вечеру разыскала нашу старую квартиру, поговорила с соседкой, подругой матери. У той сохранилась шкатулка матери с письмами отца. Соседка рассказала, что мать перед смертью в двадцать шестом сильно пила, это я уже смутно помнила, как во хмелю называла меня Аней, по имени умершей в детстве сестры, как жаловалась на судьбу. Переночевала у неё, ночью прочла все письма, отца и других к матери. Из них выяснилось, что отец, Мальцев Алексей Федорович, был секретарём горкома партии Перми в 18-ом году, как во время наступления Колчака оборонял город, попал в плен и был расстрелян. Сестра умерла по дороге в Москву на руках у беременной матери. Поколдовала со справкой об окончании Шалашинской школы — коммуны, что ты мне дал. Подправила даты, имена. Вроде бы вышло неплохо, если, конечно, придирчиво не смотреть. Пятого января была в Перми, сразу без остановки уже на санях в Оханский район, в деревню Шалаши. Побывала в сгоревшем здании опытной станции, где раньше была школа-коммуна, которую после пожара перевели в райцентр и слили с детским домом.
"Молодец, серьёзно подошла к вопросу, посмотрела как всё выглядело на месте".
— Десятого опять была в Перми. — продолжала Оля — Начальником милиции оказался другом отца, нашёл, что я очень похожа на него, мельком взглянул на мою справку, вызвал секретаря и распорядился выдать паспорт, уточнив дату рождения в изъятых церковных книгах. На прощание расстрогался, пожелал не посрамить имени героического отца. На обратном пути, в Загорске по справке об освобождении получила паспорт на имя Марии Мальцевой.
"Я рассказал о своих новостях и планах. Сидим, молчим, думаем".