Выбрать главу

— Харьковский сейчас пожарит мясо, товарищ Сталин. — Докладывает Власик.

— Загубит, ирод…, — преувеличенно беспокоится хозяин. — Серго, за мной.

Начальник охраны, всерьёз восприняв надвигающуюся беду, припускает в гору а Орджоникидзе с Сталиным неспеша идут следом.

— Что нового, Клим, — отвечаю на крепкое рукопожатие наркома. — как прошли манёвры? (Десять дней назад завершились крупнейшие военные учения в Киевском военном округе).

— Отлично прошли, — загорается Ворошилов. — ты бы видел как у чехов с французами повылезали глаза, когда они увидели нашу технику. Тысячу танков, шестьсот самолётов… сила. А больше тысячи парашютистов в небе — это я тебе скажу незабываемое зрелище… "Спору нет, есть чем гордиться. Помню, что из себя в основном представляла армия всего десять лет назад. Но как-то легковесно звучат эти восторги из уст наркома обороны. Всего пару месяцев назад закончились похожие учения в Италии и Франции, думал будет сравнивать: у нас так, у них — эдак. Или он боится, что я не пойму? Тогда ладно".

— Что невесёлый, — спрашивает Клим, заметив, что я на протяжении всего подъёма, не произнёс ни слова. — Как жена?

"Забыл как зовут… Не мудрено, Мария уже пять лет не появляется со мной на людях, большую часть времени проводит в постели: какие-то боли в суставах и костях".

— Всё по-прежнему… болеет. — вздыхаю я.

— Может помощь какая нужна? — участливо спрашивает Ворошилов. — Я для своей пока искал хорошего врача со многими знакомство свёл. Не по женским болезням, часом?

— Да, не знают они… что наши, что германские. Дают лекарства от боли и всё.

— Скажу Кате что б зашла, проведала.

— И то дело, спасибо, Клим.

Позднее, там же.

Власик поставил две керосиновые лампы по концам длинного деревянного стола, забрал большой жестяной поднос, блеснувший в последних закатных лучах потёками застывшего бараньего жира с шашлыка, веточками киндзы и кусочками сгоревшей кожици баклажана, побултыхал содержимое бутылок и удалился.

— Коба, — Серго опёрся локтями о стол и наклонился вперёд к сидевшему напротив Сталину. — надо решать что-то с Авелем.

— Что решать? Пленум уже всё решил.

— Авель мне как брат, — спокойно продолжает Орджоникидзе, постепенно распаляясь от собственных слов. — он тебе был как брат, никогда не шёл против тебя. Тебе что, какие-то девки ближе, чем наш брат?

Ворошилов, сидящий рядом с хозяином, зло нахмурился.

— Что-ты заладил брат, брат. — Сдерживает гнев Сталин. — Мы что только братьев на руководящую работу должны брать? Его сняли не из-за девок. А за саботаж… работы по новой конституции. Не хочет работать, хочет развлекаться, чтобы ничего не менялось, чтобы всё было как раньше.

— Ежов с Ягодой его оклеветали. — Серго глазами ищет поддержки у нас с Климом.

— Гад он, твой Авель, — с придыханием почти выкрикнул Ворошилов. — каким был, таким и остался. Так что, думаю они ещё не всё раскопали.

"Это он о чём? Сталин, похоже, в курсе — на лице никакого недоумения, а Серго — нет, вон как выпучил глаза".

(Авель Енукидзе был первым возлюбленным будущей жены Ворошилова, который её бросил. Она была от него беременна, сделала неудачный аборт и осталась бесплодной).

Орджоникидзе бухает кулаком по столу и вскакивает, из окна флигеля встревоженно высовывается жующая голова Власика.

"М-да, думал посидим как раньше, песни попоём. Такая вот у нас "закалённая в огне старая гвардия ордена меченосцев". Надо бы его успокоить, ишь как задыхается".

Чикаго, "Стивенс-отель",

4 октября, 15:00.

Наша с Гольдманом каморка на пятом этаже самой большой в мире гостиницы с тремя тысячами номеров выглядела не очень: потолки едва ли выше, чем в "хрущёвках", узкие кровати, занимающие почти всю площадь комнаты и вид на трущобы, но вполне соответствовала невысокой цене в два доллара за ночь. Покосившиеся дощатые лачуги, сломанные заборчики и кучи гниющего мусора, прикрыты от взоров богатой публики, прогуливающейся по великолепной набережной озера Мичиган, нашим двадцати девяти этажным отелем красного кирпича, типичным представителем Чикагской школы, провозгласившей, что "форма следует за функцией".

"Странно, что Сёма всё время выходит в лобби звонить домой. Вот же он, телефон, прикреплённый в целях экономии места к стене. Стесняется, похоже, меня. Дела амурные?… Ну что ж, уже можно подбивать бабки".

Эти две недели получились у нас с Гольдманом довольно насыщенными: очень удачно прикупили в Филадельфии на Вестигаузе два генератора с двумя запасными мощными высокочастотными лампами на каждый; в Дирборне, пригороде Детройта, у Форда — четыре двухосных автомобильных прицепа К-78, весьма схожих по размерам с двадцатифутовым контейнером и максимальной грузоподъёмностью до десяти тонн, идеально подходящих для нашей РЛС; здесь в Чикаго в Радиокорпорэйшн — все пассивные элементы (резисторы, катушки, конденсаторы) в объёмах достаточных для производства двух ЗИПов на каждую установку, шестнадцать электронно-лучевых трубок большого диаметра (в РЛС входит два индикатора — кругового обзора и отметчика дальности), некоторые высоковольтные лампы.