…Занимаясь эвакуацией и другими вопросами, начали мы строить оборонительные сооружения. До пятидесяти тысяч человек рыли противотанковые рвы – надо было успеть до подхода немцев. Еще пятьдесят тысяч человек приехали на подмогу из Ленинграда.
Построили четыре линии оборонительных сооружений: первую – южнее Луги, километров за пятнадцать – двадцать. Вторую – перед самой Лугой, в полутора километрах. Третью – в Толмачеве, четвертую – в деревне Долговка. Для обороны Луги была прислана свежая дивизия – 177-я (полковник Машошин), потом еще две стрелковые – 235-я (генерал-майор Лебедев) и 111-я (полковник Рогинский, ныне генерал-лейтенант) и танковая дивизия (подполковник Родин, ныне генерал-лейтенант). Все они входили в 41-й корпус, которым командовал генерал-майор Астанин (я видел его две недели назад). Этот корпус держал Лугу с 12 июля по 24 августа.
Позже в журнале «Большевик» я читал: впервые немцев удалось задержать в трех местах: здесь – под Лугой, на Днепре – под Днепропетровском, и… назван был еще какой-то город.
Корпусу помогали мы, партизаны, и гражданские люди. Нередко на слабый участок бросал я по нескольку сот человек – раз, например, для того, чтобы отбить психическую атаку.
Пленный офицер показал, что для этой атаки была снята дивизия из-под Парижа. Мы дня за два узнали, подготовились. Подбросили еще батальон и моих четыреста, из тех, кто готовился стать партизанами, и много пулеметов.
Я в этом деле участвовал. Немцы шли колоннами, в рост, не стреляя. (Я по «Чапаеву» знал, но не думал, что так в самом деле бывает.) Именно так! Высокие, здоровые, кричат: «Рус, сдавайся!», не стреляют.
Подпустили мы их не стреляя на пятьдесят метров. Командовал Машошин. Условлено было: сигнал, когда подойдут на пятьдесят метров. Самое жуткое в моей жизни – это было так лежать!
Мы, рассыпавшись, лежим. Идут! А сигнала нет. И вот-вот растопчут… Выдержали! Ураганный огонь – и каша у них! Назад ушло два-три десятка человек. Сзади через полчаса вторая колонна. И так – до трех раз.
Всех положили. Несколько тысяч!
Нам это помогло. Десять дней не предпринимали они никаких атак.
Заняли мы оборону по линии деревень: Городец, Поддубье, Бор, Креня – предполье. Каждый день – схватки. Без боя ни метра не отдавали! Полтора месяца шли двадцать километров. Лугу не сдали бы. Но… 15 августа была занята Батецкая, в обход, 17 августа – Оредеж, в конце августа – Тосно и Любань. Нас стали обходить с другой стороны. 7 – 8 июля заняли Струги, Ляды и 12 июля – Осьмино. Затем вышли к Волосову, в начале августа, и стали перерезать единственную дорогу – Варшавскую.
19 августа в районе Сиверской и Выры дорога была перерезана. 41-й корпус оказался в кольце[11]. Пришлось Лугу отдать, отошли без боя.
24 августа Красная Армия покинула Лугу, вместе с ними я. Они – вправо, я – в лес, влево, со своими.
Если бы здесь тогда не задержали мы немца на эти полтора месяца, то не исключена возможность, что он ворвался бы в Ленинград!..»
…Продолжаю изложение записи моего дневника от 24 августа 1941 года.
…Враг ведет концентрированное наступление с трех сторон: в лоб – на красное Село и Гатчину; в обход Ленинграда – вдоль линии Октябрьской железной дороги и с севера – по Карельскому перешейку[12].
Отгоним ли мы от Ленинграда врага? Устремится ли он назад в панике, преследуемый и добиваемый нашими частями? Или… Не хочется думать об этом…
Вчера он долбил город Пушкин. Обстреливал артиллерийским огнем Гатчину. Позавчера высаживал в Любани парашютный десант. Несколько дней назад повредил большой железнодорожный мост у Званки, жег Новгород. День за днем положение наше усложнялось и ухудшалось. Три дня назад оно казалось критическим: 21 августа прозвучало в эфире обращение Ворошилова, Жданова и Попкова. На фронт устремляются новые массы народного ополчения, а сотни тысяч ленинградцев еще более напряженно стали трудиться над созданием оборонительных рубежей у стен города и подготовкой к обороне самих городских кварталов.
Станет ли враг применять газы? (Под Лугой захвачены немецкие снаряды, начиненные химическими отравляющими веществами.) Станет ли уничтожать ленинградское население и сам город бешеными воздушными бомбардировками? Или нам удастся предотвратить это?
Весь последний месяц продолжается эвакуация населения, заводов, фабрик, музейных и других ценностей. Всех, кто нужнее в тылу, всех, без кого можно обойтись при обороне города, эвакуируют в глубокий тыл. Эшелоны уходят в Казахстан и Ташкент, на Урал, в Сибирь… Эвакуированы уже сотни тысяч людей… Но в Ленинграде остается несколько миллионов.
Ленинград готов ко всему. За последние дни почти все магазины города оделись в двойные дощатые щиты, в ящики, засыпанные землей, превращающие эти магазины в бомбоубежища и, может быть, в газоубежища. Гостиный двор, обшитый так по всем аркам своих галерей, стал похож на древнюю крепость. Все сады, скверы, парки изрыты, превращены в соты бомбоубежищ. Треугольный скверик, что виднеется передо мною за остекленной дверью, весь в холмиках таких сооружений, зияющих узкими дверками.
Весь день слышу гудение самолетов – здесь, на Петроградской стороне, они мелькают в небе, ныряя в грозовые облака, патрулируя, охраняя нас…
Вчера сообщалась сводка потерь за два месяца войны. У обеих сторон потери огромные, хотя наши и меньше. Только в такие дни, какие теперь настали, можем мы повторить цифру погибших наших самолетов, сообщенную сводкой, – 4500… Пусть немцев погибло больше, пусть бы их погибло еще в десять раз больше, но наших, наших хороших русских людей, наших летчиков, бесстрашных, чудесных, погибло много тысяч!.. А сколько жертв предстоит еще?..
11
Многие части 41-го корпуса, попав в окружение, долго пробивались из него с ожесточенными боями, голодали и терпели лишения в лесах. К середине сентября уцелевшие люди несколькими крупными группами вышли из окружения. Генерал-майор А. Н. Астанин вывел одну из этих групп к станции Погостье в конце сентября.
12
В первых числах сентября 1941 года, уточняя план внутренней обороны города, Военный совет определил три наиболее опасных направления, на которых противник мог наносить главные удары: северное (Сестрорецк – Белоостров), южное (Колпино – Пулково) и юго-западное (Красное Село – Урицк). Опасными районами также признаны Ладожское озеро, Ржевка и Финский залив. (