На Ленинградском фронте тоже ничего нового. В составе фронта теперь 2-я Ударная армия, переведенная с Волховского фронта и занимающая оборону за Шлиссельбургом, против Синявина. 67-я отведена в тыл и пока не воюет (тыл — единственно возможный для Ленинграда: Колтуши, Всеволожская, этот район). Вчера Совинформбюро сообщило о том, что наши самолеты бомбили железнодорожные линии вблизи Ленинграда: на участках Любань — Тосно, Красное Село и других. Это значит — бьем по подвозимым к Ленинграду немецким резервам, немцы к чему-то готовятся, а мы это знаем и готовимся сами. В районе Мги вражеское командование сосредоточило большое количество войск и техники. Где именно и что именно предстоит летом — не угадаешь; но все ждут напряженно больших событий, решающих, кровопролитнейших боев, применения новых видов оружия, может быть — газовой войны. И гадают: будет газовая война или чаша сия нас минует? Если Гитлер решится на это безумие, то Германия, конечно, получит такой же ответный удар, еще большей силы. И это только приблизит ее крах.
Однако и нам придется пережить ужасное.
Сражения начнутся скоро, вот-вот! Напряженно готовятся к ним обе стороны. А что же союзники? Вторгнутся ли наконец в Европу вторым фронтом?
Пока они только бомбят (точнее: побамбливают) Германию и ее вассалов, причем сравнительно небольшими, по нашим временам, силами: сотнями самолетов.
Судьбу войны это не решает!
На всех наших фронтах (кроме Кубани, где идут бои) пока — большое, затянувшееся предгрозовое затишье. Это затишье прервется внезапным грозным грохотом, смерчем, который закружит в себе миллионы людей. Никто не сомневается в том, что ждать этого очень уж недолго… И говорят: «Скорей бы, скорей…»
Вчера Н. Тихонов, пришедший в ДКА: «Мы готовы отразить любой удар! Если нам суждены газы, так газы, бактериологическая война — все равно что, — мы ко всему готовы! Только скорей бы, скорей все это начиналось… И скорей бы кончалось затем!..»
Что-то в моем сознании есть аналогичное периоду начала войны, когда я был готов ко всему, и ничего страшного для меня не было. И это я почувствовал здесь, в Ленинграде, сразу же, приехав сюда. Как непохоже внутреннее мое состояние на то, в каком я был в Москве! Все мелочи жизни меня не трогают. Всякие там обиды, недовольства, сомнения улеглись, отпали, словно бы воздух Ленинграда оказался целебным.
…Пока я писал все это, вернулись с литературного выступления Николай Тихонов и Петр Никитич. Я прервал мои записи. Раздался телефонный звонок, Тихонов долго выяснял обстоятельства следующего происшествия: сегодня, вот в тот момент, когда я писал эти страницы, при одной из тревог фашистская бомба попала в больницу Видемана, на Васильевском острове. Разрушила ее полностью.
Много жертв. Уцелевшие больные уже перевезены куда-то в другое место.
Служащая в больнице родная сестра Марии Константиновны[4] на счастье сегодня не дежурит, ее там не было, и потому она невредима. Но ее подруга, Екатерина Сергеевна, была там, и судьба ее неизвестна, и надо выяснить, — и Тихонов с Никитичем решили туда поехать…
В ДКА было открытие выставки художников-фронтовиков, на котором Тихонов должен был присутствовать, — в половине четвертого дня мы пошли на открытие, смотрели выставку: среди многих бездарных и примитивных вещей здесь выставлено несколько хороших работ: портрет генерал-майора Симоняка; раненый, в перевязках ребенок (его писал художник Харшак); несколько неплохих вещей художника Петрова и великолепная скульптура летчика, созданная Шалютиным, который приехал в Ленинград, работал над этой скульптурой вдохновенно, увлеченно и в тот день, когда закончил ее, был на Невском убит осколком. Его фамилия на скульптуре обведена черной рамкой.
…А вот о бомбежках Ленинграда: с 1 января по 1 мая разбито 68 домов.
В среднем при каждой воздушной тревоге бывает убито 30, ранено 90 человек.
Цифры эти — из статистических отчетов…
18 мая. ДКА
Вчера — весь день тревоги и бомбежки. Утром три бомбы упало в районе Таврического сада. Около пяти часов дня на улице Воинова, недалеко от Союза писателей, — одна бомба, не свистевшая, нового типа, без стабилизатора. День был ясный, солнечный. Сколько и где падало еще — не знаю. Вечером наплыли тяжелые тучи, с прорывами между ними, и началась дикая кутерьма: ревели, захлебываясь, зенитки, гудели самолеты, падали бомбы, все небо полыхало отраженными в тучах красными вспышками от разрывов бомб, разрывами зенитных снарядов, очередями трассирующих; дежурившие на крыше ДКА видели большие пожары и многочисленные взрывы за чертой города, где-то в направлении к 5-й ГЭС и в направлении к Урицку.