Но уже сейчас могу сказать о писателях, участвовавших в обороне Ленинграда: они выполняли свой долг честно, достойно, мужественно.
Так же выполнили свой долг перед Ленинградом журналисты: В. Меркурьев, П. Карелин, С. Кара, В. Карп, И. Франтишев, Э. Аренин, М. Стрешинский, И. Хренов и десятки других… Редакторы, полиграфисты, художники, фотокорреспонденты. Среди последних мне особенно хочется назвать имена Н. Хандогина, Г. Чертова[37], И. Фетисова, Д. Трахтенберга, Л. Карасева… Да и еще было много других, встречавшихся или сопутствовавших мне на всех фронтовых дорогах, иногда — в разгаре боев.
Разве не следовало бы дать на этой выставке почетное место всем семидесяти девяти номерам газеты «На защиту Ленинграда»? Или «Ответу ханковцев Маннергейму» — листовке М. Дудина и художника Б. Пророкова?
Партизанским и армейским листовкам со стихами Н. Тихонова, А. Прокофьева, В. Саянова, Б. Лихарева, И. Авраменко, А. Решетова, с сатирическими строками В. Лившица, С. Бытового, «бойца Ивана Мухи» (В. Иванова), Ивана Зениткина и трех Васей — Гранаткина, Разведкина и Светелкина? Десяткам других листовок со стихами и призывами наших писателей и поэтов — тех листовок, какие боец читал за десяток минут до того, как идти в атаку?..
Разве мало у фотокорреспондентов есть снимков писателей, сделанных не только на набережной Невы у Союза писателей, но и в самих боях, везде на фронтах?
Вот почему сегодняшняя выставка в Союзе писателей представляется мне очень бедной и далеко не отражающей истинную роль писателей в обороне родного города, их заслугу, их доблесть!
Конечно, после войны все будет!.. Верю: будет открыт специальный «Музей боевого слова», где будет собрано и экспонировано все относящееся к девятистам историческим дням обороны Ленинграда: книги и рукописи писателей, журналистов, военных корреспондентов, армейских поэтов — их военные фронтовые дневники, письма; где на почетном месте окажутся комплекты всех ленинградских и военных газет, брошюр, листовок и боевых листков; призывы и воззвания пропагандистов, заметки агитаторов, плакаты с лозунгами, провожавшими наши части в бой на всех дорогах… Будет! Верю, будет такой музей!
…После просмотра выставки начался «устный литературный альманах», — наконец-то в большом зале Дома имени Маяковского. До этого в большом зале бывали только просмотры кинофильмов. В этом прекрасном зале все нынче зябли, но он был ярко освещен, чист, устлан коврами, полон публики без верхней одежды и, потому, казалось, вернулся к нам из мирного времени. После альманаха прошел концерт, выступали артисты, певцы, балерина. На этой эстраде — впервые за время войны.
Слушая пианистку, я думал: вот в каких деталях нашего быта мы видим победу. Она возвращает нам все, к чему мы привыкли в мирное время.
Естественно, просто, буднично приходят к нам прежние формы жизни… Потому, что победили мы! На миг только представить себе, какими были бы эти дни, если б страна наша потерпела в войне поражение! Что происходило бы нынче в том случае в Ленинграде? Уцелевшие ленинградцы не видели бы ни этого зала, ни огней, ни людей, что вчера в нем сидели. Город в руинах, господство смерти, издевательство сильных, предательство слабых, кровь, солдатский фашистский сапог на всем, что дорого советскому человеку. Ярмо неволи, зависимости, иноплеменное иго… Ленинград оказался бы в том же ужасном виде, в каком видим мы нынче Новгород, Пушкин, Лугу, любой вырванный нами у оккупантов город.
Но победили не фашисты, а мы. Ленинград выстоял, стал победителем! И как тут не вспомнить всем нам родного поэта:
Глава двадцатая
В Гатчине
На пути в Гатчину — У секретаря горкома — Исторический документ — «Голубая дивизия» — Каталонец Антонио — Оживающий город
(Гатчина. 7–9 мая 1944 г.)
7 мая
На попутном грузовике, с веселыми артистами цирка я выехал в Гатчину.
Пока у контрольно-пропускного пункта на Пулковском шоссе чинили камеру, артисты плясали, дурачились, подсаживали один другого на елку, кувыркались…
На Пулковской горе вспоминали, как в 1942 году выступали здесь, в домике под горою, приехав в стрелковую дивизию. А минуя за Пулковом передний край, все притихли, вскочили, стоя в кузове, жадно всматривались. Машина прыгала по выбоинам от снарядов и мин, но шоссе в общем уже приведено в порядок. Возле деревни Коврове полетел подшипник. Все вылезли из машины, ждали больше часа, пошли пешком — тринадцать километров до Гатчины, ибо попутных машин не оказалось…
37
Моего фронтового друга, недавно скончавшегося в Ленинграде. Его ценнейший фотоархив, к сожалению, до сих пор не поступил ни в какой музей.