21 мая
Набрав пары, «Зотов» выходит в обратный рейс, чтобы по всей Неве расставить припасенные на корме красные бакены и длинные вешки.
Миновав сплошь изрытый скос берега «пятачка», норы блиндажей, много разбитых танков, чуть виднеющихся из воды, разбитые в щепы шлюпки и полупонтоны, мы высматриваем: где-то здесь был замечен уголь, нам надо набрать угля. Приближаются Большие Пороги. И Смирнов говорит: «Тут уже безопасно. Черт его знает, конечно, рисковали нарваться. Дело случая!..» А потом, вглядываясь в пристань на правобережье: «Вот вроде уголь. Мы несколько дней назад обнаружили его, я тринадцатого мая доходил досюда на «Лассале», дальше Кузьминского моста нас тогда не пустили. А вот теперь уже и «Иваново» грузиться пришло!»
Подойдя снизу раньше нас, под корму «Иваново» к пристани, сплошь заваленной углем, успевает подвалить буксирный пароход «Камилл Демулен».
Ждем очереди. Берег сплошь минирован, к берегу подойти нельзя.
2 часа 30 минут дня
Прижавшись к пристани, на месте, оставлением ушедшим «Камиллом Демуленом», мы стали на погрузку угля. Затем подошел «Экватор» — 240-сильный, большой «транзитный» буксировщик. Пришвартовался к нам, дожидаясь очереди.
Мы начали грузиться. Только что — случай! Три парнишки с «Экватора» полезли на берег, вопреки запрещению. А там мины везде, ходить абсолютно нельзя.
Парнишки, не слушая окриков, лазали по навали камней, когда-то выгруженных здесь, по кирпичам, вокруг большого каменного дота с бойницами. Я вышел на берег, вернул парней, в руках у них было шесть кусков тротила — желтоватою, как мыло, — от найденных и разряженных ими мин и взрыватель. Заставлял их выбросить, но они прошмыгнули со своей находкой на «Экватор». Затем, незаметно для всех, снова оказались на берегу. Сижу на борту «Зотова», вдруг — взрыв с дымом. Два парня отбегают от дыма, мчатся вниз по травянистому склону. Третий поднимается позже, весь в крови, бредет шатаясь, держа на весу кровоточащие руки. Идет как попало по мосткам. Два парня, смущенные и испуганные, идут поодаль, глядя на него. Окровавлено и его лицо.
Идет молча, всходит на кучу угля, спотыкается, но идет дальше. Кричу тем: «Помогите ему!», но те не соображают. Выхожу на берег, но раненый парень идет по доске сам, через «Зотова» на «Экватор». На палубу, на одежду юноши каплет кровь.
На «Экваторе» в команде три или четыре женщины. Спрашиваю: «Аптечка, бинты есть?» — «Есть, и медсестра есть!» Парень — зовут его Вадим Соколов — сидит на борту молча, не стонет, не жалуется, ни о чем не просит. На левом виске вырвано все мясо, возможно, задет череп. Бледен. Медсестра выносит ящик аптечки на палубу, мажет рану йодом. Вадим молчит терпеливо. Все попутно ругают парней, его товарищей. Вадима сажают на палубу. Руки его обожжены.
Советую капитану увезти его в больницу Ижоры. Вадиму подносят кружку воды. Пьет. Затем наступает слабость, его кладут на голой палубе, подложив под забинтованную голову ватник. Сестра мажет ему йодом всю щеку, — и тут он весь вздрагивает от боли, тихо плачет.
«Экватор» отчаливает и уходит в Ижору.
Продолжаем погрузку. По доске, положенной поперек угля, кочегар (девушка) и помощник капитана Аржанцев возят тачку с углем. Есть, конечно, опасность: мины могут оказаться и при погрузке, и в топке. Этот жирный, хороший уголь соблазнителен, потому что тот, который дают в Ленинграде, — плох, тощ, плохо поднимает пар. Разнюхав об этом угле, все буксирники стремятся сюда. Первым здесь был «Зотов», вторым явился вчера «Иваново», а сегодня — сразу три… В угле валяются везде коробочки от тола, капсюли от мин. Нашел я и немецкие пули, залетевшие с левого берега.
На левом берегу тем временем работают, отправившись туда на шлюпке, Смирнов и два его помощника: ставят сигнальные знаки, вешки, укрепляют поставленный на днях возле берега бакен.
Ниже по течению, по правому берегу обглоданная фабричная труба и руины завода. Все прочее по обоим берегам — пустыня переднего края. Только в одном логе на левом берегу видны два-три деревянных барака, выстроенные уже после битв. Вьется дымок, кто-то живет и работает там.
Пустынное место, где мы стоим, было до войны большим селом и называлось Большие Пороги. А напротив была деревня Новая. Гладкий берег, никаких следов!..
В воде, под берегом, — остов перевернутого парохода. Деревьев на левом берегу нет вовсе, кроме десяти редких «палочек» — торчащих вверх останков мертвых деревьев. На нашем, правом, берегу, за углем, — остатки березовой рощи, около сорока — пятидесяти берез, мертвых, с голыми черными сучьями. Из всех этих деревьев ожили, зазеленев уцелевшими ветками, только два.