В Адмиралтейство, созданное прекрасными русскими зодчими Захаровым и Коробовым, было восемьдесят попаданий. Сильно пострадали такие творения Растрелли, как Зимний дворец, здание бывшего Пажеского корпуса, Строгановский дворец, созданный им и Воронихиным. Частичному разрушению подверглись и Мариинский дворец, и Таврический дворец (архитектора Старова), и ансамбль Петропавловской крепости, и Эрмитаж, который создавали Деламот, Фельтен, Кленце и Кваренги…[58]
19 августа. Суббота
Улица Ракова (в прошлом — Итальянская) тянется в самом центре города от канала Грибоедова до Фонтанки. Малый оперный театр, Европейская гостиница, Филармония, расположенные на ней; великолепный фасад Русского музея за сквером, против нее, образуют один из лучших в Ленинграде архитектурных ансамблей. Дальше по улице — Пассаж и маленький, при нем, старинный «домашний» театр; Военно-инженерное училище (в прошлом Александровский кадетский корпус), здание Манежа, Радиокомитет, Дом печати (позже клуб ИТР) и другие исторического значения здания. Улица ограничена, уже за Фонтанкой, — прекрасным дворцом Шереметьева, а за каналом Грибоедова — банком и больницей Софьи Перовской.
Всюду здесь падали многие десятки фугасных бомб, тысячи — зажигательных и несчетное количество тяжелых снарядов, выпущенных современными варварами из дальнобойных осадных орудий. Много сотен ленинградцев погибло от немецкого металла в этом районе. Много тысяч погибло здесь же от голода.
Только в Манеже первой блокадной зимой сложено было до пяти тысяч трупов детей, собранных в домах и на прилегающих к этим кварталам улицах.
В числе сильно поврежденных зданий оказался в этом районе и Русский музей, по нему было выпущено девять фугасных бомб и двадцать один снаряд.
Четырьмя фугасными бомбами и шестью снарядами причинены громадные разрушения примыкающему к Русскому музею Музею этнографии и его коллекциям. Русский музей, так же как и больница Софьи Перовской, в числе всех других госпиталей и больниц города, на немецком плане города (найденном на Вороньей горе, при снятии блокады) были перенумерованы как объекты обстрела и уничтожения. Поврежден был и академический Малый оперный театр… Когда 9 августа 1942 года в Филармонии впервые исполнялась под управлением Элиасберга Седьмая симфония Шестаковича, немцы, услышав ее, транслируемую по радио, открыли бешеный огонь по Филармонии. Все контрбатарейные полки Ленинградского фронта были подняты в те часы по тревоге, чтобы подавить вражеские батареи и дать возможность довести до конца исполнение гениальной симфонии. Это было сделано, симфония, при переполненном зале, была благополучно исполнена до конца, под чудовищный гром фронтовой артиллерии. Филармония в тот раз не пострадала, и ни один из присутствовавших там людей, ни один из исполнителей не дрогнул, не покинул зала, и закончилось это необычайное исполнение овацией.
…Все это — только в районе улицы Ракова, старинной Итальянской улицы!
Между Пассажем и Филармонией высится пятиэтажный жилой дом, сверху донизу разъятый двумя фугасными бомбами. Это дом № 15. Он оказался одним из первых в Ленинграде домов, разрушенных немецкою авиацией. Наружная стена фасада, выходящая на улицу Ракова, держится неизвестно как, за ней — воздух.
Все внутри провалено до третьего этажа, от которого тоже ничего не осталось, кроме руин. Сохранились ниже, погребенные под обломками, арочные ворота да, вероятно, лервый этаж. Я говорю «вероятно» потому, что он завален кирпичом, щебнем, мусором, всяким искореженным ломом.
Все эти разрушения, впрочем, только в одной части дома, ибо весь он — громада, охватившая три двора, занимающая изрядную часть квартала. Но и в этой остальной части — запустение, разоренные квартиры с разбитыми окнами, избитые снарядами, испытавшие всяческие аварии блокадной поры, особенно первой зимы. Над четырехгранным колодцем третьего двора острозубые руины словно бы царапают небо, эта часть дома полностью разрушена, разнесена.
Все годы блокады дом № 15 стоял недоступным с улицы исполином, макетом былого жилья.
Постоянно проходя мимо этого мертвого дома, я порой прислушивался: то к его немоте, к тишине, а то и к странным звукам, способным вызвать в воображении старинные легенды о призраках, посещающих заброшенные средневековые крепости, и вообще о всяческой фантастической чертовщине, какой изобилуют романы Конан-Дойля, Эдгара По или картины Гойи. Особенно по ночам, в непогоду — погруженный, как и весь город, в абсолютную тьму, этот старинный и страшный дом разносил по всему кварталу какие-то визги и скрипы качающегося, царапающегося железа, удары все новых и новых обвалов, дикие мелодии ветра, прорывающегося сквозь разные щели…
58
Почти все данные об этих разрушениях опубликованы в «Акте Ленинградской городской комиссии о преднамеренном истреблении немецко-фашистскими варварами мирных жителей Ленинграда и ущербе, нанесенном хозяйству и культурно-историческим памятникам города за период войны и блокады» (ОГИЗ, Госполитиздат, 1945).