Скотки улыбается. Шум в зале.
«То есть как? Мирное население можно отличить от вооруженных людей!» — «Партизаны были одеты в гражданскую одежду, их трудно было отличить». — «Но партизаны были вооружены?» — «Среди партизан были и старики». — «И дети были?» — «Так… Мы расстреливали и детей… Да, при перестрелке бывало и так, что попадались дети». — «Вы на предварительном допросе показали, что вы расстреливали всех попадавшихся, независимо от пола и возраста. Вы подтверждаете?» — «Да». — «Да?» — «Я не выполнял все приказы, но мне трудно сказать: всех или не всех». — «Подтверждаете, что людей расстреливали?» — «Да». — «Мирное население?» — «Да». — «Откуда исходили приказы?» — «В основном из Пскова, за подписью Ремлингера». — «Прошу, сообщить содержание!» — «Приказ пришел в ноябре тысяча девятьсот сорок третьего: нужно искать вооружение среди населения, взрывчатые материалы. В случае если обнаружится оружие, то нужно наказывать, то есть расстреливать, а скот забирать с собой. Работоспособное гражданское население нужно собирать и транспортировать в тыл, в Германию». — «В рабство?» — «Назвать рабством это нельзя, но им нужно было собираться и отправляться на работу в Германию». — «А если не захотят?» — «Принуждали к этому». — «Каким путем?» — «Методы были следующие: если сопротивлялись, то их прикладами заставляли, если все-таки сопротивлялись, то расстреливали». — «А были случаи, что просто расстреливали?» — «Да, были». — «Были случаи, когда все население пунктов расстреливалось?» — «Такие случаи были». — «Были случаи, когда населенные пункты сжигались, в том числе с живыми гражданами?» — «Да, были». — «Где и когда?»
Скотки вспоминает названия. Обвинитель обтирает лоб платком. Скотки произносит:
«Новоселье. Покино. Андромер».
Допрос продолжается в том же темпе:
«И еще?» — «Плюсса…» — «Еще?» — «В районе Псков — Луга. Не могу вспомнить названия. В среднем — от двадцати до двадцати пяти деревень». — «Сами лично поджигали?» — «Да». — «Каким способом?» — «Дома обкладывались связками соломы и поджигались». — «Сколько солдат участвовало?» — «Рота состояла из шестидесяти человек, во главе с капитаном Мюллером. Все участвовали». — «Были случаи, когда в населенном пункте сжигалось и мирное население?» — «Да (кивает головой)». — «В каких населенных пунктах?» — «Не могу назвать точно населенных пунктов. Это было в районе Псков — Луга». — «Факт какой-нибудь?» — «Вблизи Плюссы была деревня, в которой были убиты сто пятьдесят человек и затем сожжены». — «После того, как убиты, или нет?» — «Сначала были расстреляны, а трупы сожжены». — «Кем такие распоряжения делались?» — «Мюллер приказал сжечь трупы, чтоб следов преступления не оставалось». — «Кто был командиром взвода?» — «Обер-фельдфебель Краузе… Приказы исходили от генерала Лихта и генерала Буша». — «Кто такие?» — «Это генералы Северного фронта». — «Командующие?» — «Им подчинялся ряд различных дивизий — пехотных и других». — «Содержание приказов?» — «Население расстреливать, дома сжигать, а скот собирать как средство питания немецких частей». — «Сколько всего было уничтожено?» — «Примерно четыреста человек». — «А не больше?» — «Я считаю, что примерно четыреста — пятьсот человек». — «Сколько лично вами?»
Скотки, подумав, отвечает:
«Примерно человек шестьдесят-семьдесят». — «Каким оружием?» — «Автоматом МД-40». — «А другие?» — «Из пулеметов и карабинов». — «В числе расстрелянных сколько было детей?» — «Дети были, но цифру назвать не могу». — «Содержание приказаний Штрюфинга и Визе об уничтожении живых детей?» — «Это было в июле сорок четвертого, при отступлении» (передает содержание приказов). — «Сколько деревень сожжено по их приказу?» — «Примерно восемь. Точно не могу сказать. Это — примерно». — «А людей?» — «Восемьдесят человек». — «Точно знаете или врете?» — «Это — примерно…» — «Среди них были дети?» — «Возможно, что там были дети…»
…Как стеклянный, холодный горный ручей, однотонно, спокойно звучит голос прокурора. Я не замечаю его лица, потому что все мое внимание сосредоточено на ответах и поведении подсудимых. Какое напряжение нервов, какая выдержка нужны прокурору для того, чтобы неизменно сохранять ледяную корректность, ни разу за эти дни не повысить тона! Впервые в жизни так осязательно понимаю я, что голос государственного обвинителя — это голос самого народа, всего народа нашего. Нет человека в зале, который не был бы единодушен с государственным обвинителем, задающим вопрос за вопросом!.. И я не знал до сих пор, какую уничтожающую силу презрения можно вложить в короткий смешок, нет-нет а и пробегающий по залу после какой-нибудь особенно идиотической увертки подсудимых, пытающихся уклониться от направленного на них вопросом прокурора острия правосудия!.. Двуязычный диалог, однако, продолжается, надо успеть записать все!