«У подсудимых вопросы есть?»
«Нет!» — ответил каждый из подсудимых.
…Колхозница Филиппова Наталья Прокофьевна, 1901 года рождения, из деревни Замушки, Карамышевского района, рассказывает:
«Мы при немцах жили в деревне Замушки. За два дня до прихода Красной Армии, в феврале тысяча девятьсот сорок четвертого года, выселились в лес, прожили там ночь и день, и пришла Красная Армия, пошла на Карамышево, а мы — домой, группой двадцать четыре человека, возвращались по три, по четыре, по пять человек вместе. Когда пришли, увидели, что там красных нет, а там — немцы. Я была с восьмилетней дочкой. Аи, думаем, нас погонят во Псков!.. Глядим: в прогоне лежат убитые старухи и дети — растоптаны ногами!.. Которые были со мной, все заплакали!..
Немцы нас с прогона убрали, погнали на край деревни, к огороду.
Там — землянка, в ней — немцы… «Постойте здесь, — говорят, — сейчас начальство войдет, решим!..»
И был шалаш, я в шалаш взошла, легла, а дочка со всеми осталась…
Вышли пять солдат с автоматами и всех постреляли. Только дочка моя упала лицом вниз, и покрыли соломой, а немцы ушли… И вечером уже пришла моя дочь, и еще одна раненая девушка — в грудь. Я раненую девушку взяла, а потом ее отправили в Ленинград… Моей дочке восемь лет было, я: «Что же ты раньше не шла ко мне?» — «Боялась, если б пошевелилась, убили бы, так и лежала со всеми в соломе» — с пострелянными, значит… Двадцать четыре человека наших убито было… Детям, которые… Модесту Захарову личико искололи ножами, голова расплющена, девочка Нина, Миша Петухов, годовалый всего ребенок, — ногами растоптаны…»
…Василий Иванович Пакулин, 1910 года рождения, жил в Заполье, Плюсского района, был завхозом запольской школы крестьянской молодежи во время оккупации.
«Как вели себя немцы?» — спрашивает свидетеля суд.
«Восемнадцатого февраля сорок четвертого года, когда эвакуировали нас, около церкви постановили всех и начали расстреливать. Тридцать пять человек расстреляли и шестнадцать тяжело ранено: Гусарова Ольга, Макар Сергеев, шестидесяти пяти лет (перечисляет фамилии), и в том числе вообще моя жена…
Детей двенадцать штук было… Они считали, что мы помогали раненым…
Отбирали скот, лошадей, у нас, в Подгорье, в Замошье, в Милютине (перечисляет ограбленные деревни). В Милютине сто тридцать домов сжег, в Заполье — тридцать… Всего из деревень Скорицы, Подгорье, Заплюсье, Замошье, Милютино и Староверский луг больше четырехсот коров и тридцати пяти лошадей угнал… А в деревне Седлицы пятьдесят человек забросали гранатами, — семьями в землянках жили, их всех убили…»
«А как вы сами остались целы?»
«Когда первый залп дали, я лег, и через меня уже весь народ падал, я лежал под убитыми. А потом я уже бежал — в лес, и там прятался до пяти часов утра… Жена моя — раненная только в ногу, тоже под трупами улежала, ребенок невредимый с нею остался…»
«Вот — крайний сидит!» — Пакулин указывает рукой на Зоненфельда.
Председательствующий:
«Подсудимый Зоненфельд, вы в деревне Заполье были?»
«Да!» — поднимаясь, признает Зоненфельд.
«Сжигали эту деревню?!»
«Да».
«В расстреле мирных граждан участвовали?»
«Да», — заметно побледнев, отвечает Зоненфельд.
Свидетельница Цветкова Прасковья Никандровна, родом из деревни Волково, жила там до сожжения этой деревни (11 января), а потом жила в соседней («наши деревни только ручеек разделяет!») деревне Пикалиха, Карамышевского района, — и я настораживаюсь: я был там в начале марта 1944 года, в Карамышевском районе, записывал все о Волкове и Пикалихе, видел кровь на местах расстрелов…
«Двадцать седьмого февраля сорок четвертого года к нам в деревню Волково и в деревню Пикалиха приехал отряд немцев на машинах. Нас выгнали из домов, погнали в большой дом на горе. Я против дома не остановилась, а все остановились ожидать приказа. А я с детишками спряталась за дом, посмотреть, что будет.
Немцы толпой погнали всех в большой дом. Я скорей захватила мальчика, дочку, и мы помчались бегом в поселок Карамышево (примерно один километр, но крайние дома — пятьсот метров). Немцы увидели, стали стрелять, но мы уже забежали во двор и просидели до утра.
Утром немцы каменные дома взрывают, деревни сжигают, нас всех гонят: «Псков, Псков!», нас гонят, а поселок Карамышево сжигают… Прошли километров шесть, стараясь тише идти… Деревня Пикалиха загорелась тоже, мы видели… А я с детьми сунулась в сторону, в снег, не заметили, так и скрылась в снегу… Когда немцы ушли, я вернулась с детьми в деревню, — в этих домах валяются трупы обгорелые, все сожжены. Человек сто восемьдесят.