День серый; тихий редкий снег… Висит «колбаса» с наблюдателями. Гул «катюш».
На моей койке лежит раненый — комендор Василий Сиваков (это ему снился сон, что «ударили и прорвали»). Стонет… Затих… У него сильный ожог и ранена голова. Пришли товарищи и унесли его в санчасть. Отправили и остальных раненых.
Надо выступить, подбодрить людей. Сказал командиру огневого взвода, чтобы стер кровь с полушубка (он помогал санитарам).
Артиллерийский огонь…
Собрали бойцов. Выступили: замполит, командир орудия и я.
Тут же, у орудия, провели партсобрание, прием в партию.
На КП бригады. Московская Дубровка взята. Войска идут и идут через Неву. По всей линии — в рост, винтовки на руку! Хорошо! 8-я ГЭС окружена, продвижение идет успешно. Бьют «катюши». Фашистские собаки! Узнали, что такое морская артиллерия!
Смотрю по карте: от Дубровки до 2-го Рабочего поселка на Ладоге — 5 километров через болота. Надо думать, что на этот раз наши их одолеют. Мы делаем свое дело, но кто нанесет главный удар? Волховский фронт или мы с Н-ской армией?
Пролетели самолеты… Огонь противника несколько затих. Пошел на батарею.
Выгружаем боезапас.
С КП дивизии вернулся командир батареи, сообщил нам:
— Немцы ошалели от огня. Взято Марьино, отрезан Шлиссельбург. Если дальше так пойдет, то числу к 15-му и о нас будет «В последнем часе»!
16 часов 45 минут. Написал с Л. Успенским корреспонденцию в газету бригады (копия в «КБФ»[19]). Послал вызов А. Крону, краткую информацию начальнику Пубалта Лебедеву, привет С. К.
Канонада ослабевает. Новое продвижение. Пролетают самолеты…
Беседую с командирами и краснофлотцами. «Почему союзники выбрали южное направление, Средиземное море?..» — «Правда ли, что во Франции есть сдвиги? Что французские колонии объединились и создают армию против Гитлера?..» — «А французский флот не дался немцам?..» и т. д.
Записал на батарее:
«Бумажку дашь — табак ваш,
Огоньку добудешь — вот и покуришь».
Темнеет. Боевая тревога. Бьем уже за Московскую Дубровку, к востоку…
«Дробь»[20] — там уже наши.
Сидим греемся у печки, ждем новостей.
Получили заявку от армии: бить по колонне пехоты и танкам противника. Ударили и две соседние батареи… Колонну рассеяли, были хорошие попадания.
Беседовал с генералом Дмитриевым об обстановке. Нами взяты на берегу Ладожского озера 1, 2 и 3-й Рабочие поселки. 4-й и 5-й должен занять Волховский фронт.
Через Марьино у нас ворота: Пильня — Мельница. И таким образом части Н-ской армии всего в двух километрах от наших частей, находящихся на ладожском берегу. Немцы выходят из Шлиссельбурга по лесным и болотным дорогам. 8-я ГЭС блокируется — даем по ней огонь. Бьем и по Анненскому, и по Мустолово. В целом обстановка складывается благоприятно…
Сообщили, что в 8 вечера в Ленинграде была воздушная тревога.
14 января 1943 года.
Приехал Крон, привез мне письмо от С. К. Огорчается, что из-за работы в Театре КБФ ее не послали на фронт…
Яркое солнце, щиплет мороз. Идем с Кроном по шпалам на дальнюю батарею. Внезапно налетели два «мессера»: короткая очередь — сбили «колбасу», — яркий огонь, наблюдатель спустился на парашюте… «Мессеры» снизились над эшелоном, обстреляли его и ушли… Все длилось несколько секунд, — наши не успели открыть зенитный огонь.
Свернули вправо, в лес, на батарею капитана Тарасова. Замаскированные елями землянки, шалаши; развешаны стенгазеты, лозунги. Виден порядок.
Беседа с командиром и замполитом.
Отправились к орудию № 2 — лучший расчет. Сидим в землянке; в открытую дверь — солнце. Я расспрашиваю бойцов. Любопытные рассказы.
Боевая тревога… Дали беглый огонь — восемь снарядов — по немецкому железнодорожному транспортеру. Накрыли и подавили.
Продолжаем беседу… Успенский и Крон записывают. Это будет материалом для листовок.
…Пришел старший лейтенант товарищ Вакула. Его батарея только что била по Мге — там большие взрывы… Сейчас буду с ним беседовать. В целом — отличные впечатления.
Написал листовку о старшем лейтенанте Вакуле (три страницы от руки). 12 января он дал 600 выстрелов взводом; на ходу менял части орудия и т. п.
К закату, в 16.30, вернулись в эшелон батареи. Дивный вечер, розовое небо.
Сводка:
«Рабочие поселки — 1, 2 и 3-й — заняты нашими войсками. Захвачены три орудия с боезапасом. Из этих орудий наши войска уже ведут огонь по противнику. Беляевское болото и 5-й поселок окружены. Бой идет на окраинах завода Вимпа и на юге, по дороге к ст[анциям] Подгорное, Синявино. На восток от Московской Дубровки до меридиана 87 нашими войсками все захвачено. В районах Мустолово, Анненское, Лобанове идут упорные бои. 8-я ГЭС в окружении.
В 12 часов 55 минут противник контратаковал несколькими батальонами плюс семнадцать танков (у Мустолово). Два батальона противника уничтожены полностью, танки отступили.
Оперативный дежурный бригады».
…На фронте авиация противника дерется вяло — появляются лишь отдельные «мессеры». Чаще бывают налеты на Ленинград.
Нашей бригаде приказано: перебросить посты наблюдения на левый берег и передвинуть по железной дороге три батареи вперед, в направлении переправ…
Огонь морской артиллерии точен и силен, — и армия его часто просит.
15 января 1943 года.
10 утра. Морозно. Резкий холодный ветер с Невы.
Идем, минуя несколько эшелонов, на батарею, которую обстреливали вчера вечером. Встретил там начальника политотдела бригады. Еще раз вместе проверили и дополнили две листовки. Они уже сданы в печать.
На ходу побеседовал с командиром орудия.
Пошли дальше, на другую батарею. У железнодорожного полотна — свежие воронки. Справа армейцы заготовляют лес на дрова, шпалы и т. п. Тащатся обозы (на санях)… Переезд через железную дорогу. Обходчицы проверяют пути. На железнодорожной ветке, в лесу, стоят два транспортера с пушками. Тут же землянки.
На КП батареи. Хороший вагон, тепло, чисто. Толковый замполит. Проверяем с ним по карте обстановку. Рядом бьют армейские орудия (на позиции до сорока «катюш»). Они работали и 12 и 13 января. Артиллеристы несколько удивлены слабыми ответами немцев…
За обедом — рассказ о Белоостровской операции в 1941 году:
«…Группа моряков взяла важный рубеж. Один из них всадил в гребень немецкого окопа русскую винтовку и на четырехгранном штыке укрепил матросскую тельняшку. Ветер взметнул ее, как вызов, как боевое знамя…» (Использовать для пьесы[21].)
После обеда — наш огневой налет, двадцать выстрелов… Быстрая стрельба, резкие команды. С дымом вылетают горячие гильзы — шипят на снегу; острый запах горелого пороха. Иногда накатники действуют туго, — тогда три-четыре моряка плечом, спиной подталкивают орудие.
12 января наша стрельба перекрыла все нормы. Орудия накалялись… «Хоть котлеты жарь!» — шутили краснофлотцы.
Пошел к орудию младшего командира Тыквы. Он украинец, невысокого роста, хитер — «дядько» из запаса…
— Я у Польшу ходыв, но вийна кончылась, нэ доихав. Потим у Финляндию ходыв, в дорози вийна кончылась — нэ доихав… А тэ-пэр доихав — воюю.
Сидим беседуем. Бойцы говорят просто, порой метко — не успеваю все записывать. Здесь уже устоявшийся фронтовой быт, люди бывалые.
20
Флотское уставное выражение, заменяющее команду «Прекратить», «Окончить» (сохранилось по традиции, так как в парусном флоте прекращение огня давалось барабанной дробью).
21
Вс. Вишневский впоследствии использовал этот эпизод в финале своей пьесы «У стен Ленинграда».