На одну из встреч Марк принес маленький самодельный револьвер с барабаном под мелкокалиберный патрон. Револьвер как игрушечный и легко умещается на ладони. Как орудие устрашения может пригодиться.
Пока я только расспрашиваю Марка. Окончательного ответа не даю. Он терпеливо ждет.
Я попросил членов комитета собраться на экстренное заседание в первую субботу нового 1970 года. Стояла январская стужа – говорить надо было в помещении, но максимально надежном. Решил попросить ключи у отца. Я с ним не жил уже около десяти лет, сам он политикой никогда не занимался и навряд ли был на учете в КГБ. Кроме того, отец недавно поменял комнату, и телефон стоял в коридоре.
Предварительно я поговорил с остальными членами комитета. Разговаривал на улице, взяв с каждого обещание ни с кем не обсуждать этот вопрос без моего согласия. Естественно, что каждый из них был поражен не меньше, чем я в свое время. Владик воспринял идею осторожно-положительно, Давид – осторожно-выжидательно и только представитель молодежной группы Толя Гольдфельд сразу поддержал меня. Оказывается, еще в студенческие времена Толя вместе с кишиневскими ребятами обсуждали план захвата самолета, но тогда все это было на теоретическо-фантастическом уровне.
– Я не знаю, пойду ли на это сам, а кишиневские ребята пойдут, – закруглил Толя разговор. Я вынул блокнот и записал адрес Саши Гальперина из Кишинева в понятной мне форме.
И вот Комитет в сборе. Слева от меня за столом Давид, дальше Соломон, Толя, Владик Могилевер справа от меня. Для чего я собрал Комитет? По действующему уставу организации, Комитет – координационно-совещательный орган всех групп, входящих в организацию. Только процедурные вопросы Комитет решает простым большинством. Принципиальные вопросы решаются как в Лиге арабских стран. Решение обязательно только для группы, которая за него голосует. Для всей организации обязательно решение, принятое единогласно. Значит, если за мной пойдет моя группа, я могу действовать и самостоятельно. Тем не менее я собрал Комитет.
Дело в том, что слишком все было серьезно и ответственно. И хотя я сам уже был полностью «за», но прежде чем сказать Марку «да», мне хотелось услышать мнение товарищей по Комитету. Каждый из них мог за несколько дней, прошедших после нашего разговора, все обдумать.
Вновь вкратце излагаю суть дела. Вновь повторяю то, что уже говорил каждому из них в отдельности – бегство в Швецию на захваченном лайнере с риском для жизни нескольких десятков евреев, включая стариков, женщин и детей, и с последующей пресс-конференцией, стронет, наконец, с мертвой точки алию советских евреев. Возникнет решающее давление Запада на Советский Союз, и именно в тот момент, когда СССР серьезно заинтересован в западных кредитах и технологии. Предлагаю проголосовать. Вопрос ставлю так: «Имеем ли мы право для достижения нашей справедливой и законной цели использовать такой метод, как захват самолета?». Короче говоря, приемлема ли для нас операция с морально-этической точки зрения.
Меня спрашивают о вероятности успеха. Отвечаю словами Марка, ибо сам уже задавал ему этот вопрос: 80-90 процентов, если КГБ не узнает заранее…
Ну, а если остальные 10-20 процентов??? Ну, а если узнает КГБ??? Я знаю, что сказать – ответ вызрел у меня за все эти нелегкие дни и ночи.
– Для нас не имеет решающего значения, удастся перелет или нет. Его участники пойдут на риск не ради себя лично или, по крайней мере, не только ради себя. Наша главная цель: осуществить первый и главный пункт программы организации. Мы должны добиться свободы выезда для всех евреев СССР, желающих этого. Бегство нескольких десятков людей для нас не решение их личных судеб, а способ решения национальной проблемы в СССР, наш членский взнос в борьбу Израиля. Я не думаю, что советские части ПВО собьют самолет, поскольку они не будут знать, кто его пассажиры. В случае успеха, наиболее вероятный вариант – арест шведскими властями организаторов и разрешение остальным следовать в Израиль. Просидим несколько лет в шведских тюрьмах, потом уедем Домой. Мечта в крапинку! Если арестуют в СССР, дело хуже, и не только для участников операции. Возможен разгром организации и даже всего движения, закрытие ульпанов и тэ дэ и тэ пэ. Операция может стать лебединой песней организации. Но мы создали организацию для осуществления определенных целей, а не для самовыживания. И мы должны спеть нашу лебединую песню.
Давид стал задавать технические вопросы по действиям группы захвата на борту самолета. По вопросам я сразу же понял, что Давид склоняется к «нет», ему нужен был лишь повод, и он почему-то искал его в технической стороне подготовки. Но я уже привык к тому, что у меня и Давида Черноглаза, как правило, всегда было два мнения на двоих. Главное, Давид не возражает против акции по существу – о ее этической приемлемости он не говорит ни слова.
Я напоминаю о вопросе, как он сформулирован для голосования. Технические подробности еще предстоит уяснить, если мы решим, что в моральном плане операция для нас приемлема.
Говорит Соломон. Затем Владик. Их точки зрения совпадают. Скорее всего операция принесет пользу и нельзя упускать шанс. С другой стороны, может быть и вред, и решиться страшновато. Каждый из них, если операция будет проводиться, готов помочь по мере сил, но лично принимать участие не собирается. У Владика недавно родился ребенок. У Соломона скоро родится… В общем, и хочется и колется… Единственный, кто меня поддерживает достаточно твердо, – Толя Гольдфельд. Помимо характера, сказывается молодой задор – осторожность приходит с годами. И холостяцкое положение не связывает.
Голосуем. Я и Толя Гольдфельд – за. Остальные воздержались. Вернее, двое воздержались, а Давид вообще голосовать не стал.
Итак, операция может быть приемлема. Знать бы только, что она приведет к свободному выезду, а не к бесполезным жертвам. Но на этот вопрос никто не ответит. Время позднее – справочные киоски закрыты…
Поскольку первый вопрос решен положительно, автоматически решается, но тоже голосованием, вопрос о выделении денег на исследование технической возможности захвата самолета. Здесь все единогласны. Давид как казначей тут же отсчитывает мне сто рублей из членских взносов организации.
На обратном пути мы с Соломоном решаем добавить еще по 25 рублей из кассы наших групп. Предстоят контрольные полеты. Это потребует денег.
То, что такой необычный и опасный план не встретил возражений на Комитете, ободрило меня. Значит все верно. А осторожность ребят – ее можно понять.
На первой встрече я передаю Марку половину из 150 рублей нашего фонда. Это – знак моего принципиального согласия. Мы договариваемся, что Марк составит технически детализированный план захвата самолета. Я займусь организационной стороной вопроса. Захват португальскими антифашистами в открытом море лайнера «Сайта Мария» произвел в свое время много грохоту. Посмотрим, что получится у нас…
***
В январе 1970 года меня вдруг впервые после окончания института призвали на военные сборы. Сборы сводились к вечерним занятиям после работы. Зал в помещении Института инженеров железнодорожного транспорта был забит перезрелыми лейтенантами вроде меня, которых давно уже не призывали. Отрабатывали тактику боя стрелкового взвода в обороне.
– Кто, с вашей точки зрения, вероятный противник? – спросил ведущий занятия офицер.
– Китайцы, китайцы… – понеслось со всех сторон.
Преподаватель удовлетворенно хмыкнул и открыл занавешенную доску с изображением схемы боя. Наш обороняющийся взвод занимал позицию на высоте. Противник атаковал силами роты. Мы стойко оборонялись, как положено советским людям. Противник, как ему положено, откатывался после неудачной атаки на исходные позиции. Но самое поразительное было, что противник наступал с востока, а мы оборонялись на западе. Пятнадцать лет я не был на сборах, и меня поразило, как откровенно готовят армию к войне с Китаем.