Как немцы не контратаковали и не пытались сбросить десант в реку, все их попытки оказались неудачными. Советские солдаты не только вгрызлись в землю, но и постоянно создавали угрозу расширения плацдарма. Оказавшись между двух огней, Миллер не стал рисковать своими солдатами и отступил на восточный берег с минимальными потерями.
Благодаря этому, село Ивановское перешло под полный контроль советских войск, но когда они попытались продолжить наступление на Пеллу и Отрадное, встретили яростное сопротивление солдат полицейской дивизии СС.
Имевшиеся у них на вооружении самоходные орудия прекрасно справлялись не только в качестве противотанковых пушек, но и простой артиллерии. Защищая Отрадное, они быстро выбили то небольшое количество советских танков, что наступало на немецкие позиции, а затем обратили в бегство атакующую пехоту.
Неудачи 268-й стрелковой дивизии стали причиной разговора между Сталиным и Рокоссовским, произошедшего вечером второго дня наступления. Разговор был непростым с самого начала, ибо обычно вождю звонил генералу, а в этот раз Рокоссовский сам позвонил в Ставку, пользуясь своими полномочиями.
— Пробуксовка войск Ленинградского фронта под поселком Отрадное, наглядно говорит о том, что они не смогут выполнить заявленные ими задачи в назначенные сроки, товарищ Сталин. Настала пора принимать решение по повороту главных сил 8-й армии на Синявино. Если мы не сделаем это сейчас, то упустим время и сорвем операцию — честно признался Рокоссовский.
— Вы не верите в то, что наши войска смогут взять Мгу и прорвать блокаду, товарищ Рокоссовский? — холодно спросил его вождь.
— Тут дело не в вере, а в объективной оценке обстановки, которая складывается не в нашу пользу при кажущихся успехах. Несмотря на два дня интенсивных боев, мы не смогли продвинуться ни к Мге, ни к Келколово. Я считаю, что нужно временно приостановить наступление на Мгу и повернуть главные силы фронта на север для взятия Синявино и изоляции немцев в Шлиссельбурге.
— Ваша позиция нам понятна, — с расстановкой произнес вождь, — но есть вероятность того, что увлекшись взятием Синявино, войска фронта получат контрудар противника и не смогут его отразить за счет слабости обороны южного фланга.
— Такая угроза действительно есть, но судя по сложившейся обстановке, в течение полутора недель Линдеман не успеет организовать сильный контрудар по нашей южной линии обороны — твердо заявил Рокоссовский.
— А если Линдеман нанесен контрудар средней силы и наша оборона не сможет ему противостоять, как это неоднократно было в прошлом и даже в нынешнем году. Вы можете дать твердые гарантии, что такого не случиться — вопрос был откровенно провокационный. Услышав нечто подобное, многие советские военачальники откровенно пасовали перед вождем, но Константин Константинович с честью выдержал этот экзамен. Нисколько не увиливая и прячась за цветастыми фразами, он сказал: Да, я готов дать такие гарантии, при условии, что вся противотанковая артиллерия южного фланга обороны будет подчинена генералу Казакову.
— Это хорошо, что вы так уверены в своем предложении, товарищ Рокоссовский. Будет с кого спрашивать, — в трубке было хорошо слышно, как Сталин усмехнулся. — А что касается кандидатуры генерала Казакова, то Ставка не имеет ничего против этого. Более того, после ознакомления с его докладной запиской по устройству противотанковой артиллерийской обороны, Ставка считает, что предложенную схему нужно вводить в войска как можно скорее. Так это и передайте Василию Ивановичу при встрече.
Верховный Главнокомандующий замолчал, что-то прикидывая в уме, а затем, приняв решение, неторопливо сказал.
— Хорошо, товарищ Рокоссовский. Будем считать, что мы поверили вашей аргументации. Передайте Мерецкову, чтобы он временно прекратил наступление на Мгу и начал поворачивать войска на Синявино немедленно. Не дожидаясь получения приказа Ставки. Я так понимаю — время не ждет?
— Спасибо, товарищ Сталин. Время действительно не ждет — обрадовался Рокоссовский. Он посчитал, что главное в разговоре с вождем уже позади, но собеседник был иного мнения.
— Пожалуйста, товарищ Рокоссовский — Сталин сделал маленькую паузу и задал вопрос, которого Рокоссовский давно ждал и в чем-то опасался.