В этот день немцы трижды атаковали под Пулковом но, ни взять высоты, ни прорвать оборону советских войск им не удалось. Всего чего они достигли ценой больших потерь — это захват передних траншей противника. Общее продвижение вперед как под Пулковом так под Колпино составляло менее километра, который в докладе Кюхлера Гитлеру чудесным образом превратился в два километра.
Впрочем, эта лукавая метаморфоза мало помогла фельдмаршалу в защите от гнева фюрера.
— Вы просто топчитесь на месте Кюхлер! — негодовал Гитлер. — У вас такие возможности смести оборону русских в пух и прах и выйти к Неве, но вы непонятным образом не можете использовать свои козыря. Наступать, наступать и ещё раз наступать, так и передайте своим генералам!
— Но большевики оказывают упорное сопротивление, мой фюрер. Несмотря на голод и лишения они смогли создать крепкую оборону, которая мало в чем уступает укреплениям Вердена. Нам приходится с боем отбивать у них каждый метр этого лабиринта траншей и окопов. Кроме того, русские смогли сохранить производство тяжелых танков КВ, отправляя их на передовую прямо из цехов заводов — стал оправдываться Кюхлер, но Гитлер хорошо знал цену этих слов.
— Если этот танковый завод стоит у вас как кость в горле — уничтожьте его. Артиллерии для этого у вас в избытке, — угрожающе рыкнул в трубку фюрер, — а против русских танков, что намяли вам бока, бросьте самоходную артиллерию полицейской дивизии СС. Они отлично справились со средними танками русских, отражая их наступление, справятся и с тяжелыми. Как показал опыт недавних боев под Ржевом, она хорошо противостоят и Т-34 и КВ.
— Переброска танкового полка дивизии СС серьезно ослабит нашу оборону в «Бутылочном горле» — заикнулся Кюхлер, чем вызвал новую волну раздражения со стороны фюрера.
— Надо уметь рисковать ради победы! Снимите полк дивизии СС и замените его венграми, испанцами, бельгийцами. Их у вас там полно! Чего жалеть этих дармоедов когда на кону стоит взятие Петербурга — этой большевистской занозы в нашем теле!
Кюхлер хотел заикнуться относительно финнов, но интуитивно почувствовал, что наступив на больную мозоль, он ещё больше разозлит собеседника.
— Ударьте, по ним как следует! Ударьте и этот ваш «русский Верден» рухнет как колосс на глиняных ногах! — напутствовал фельдмаршала Гитлер и, получив столь возбуждающий ментальный заряд, он стал действовать.
В тот же вечер перед генералом Мортинеком была поставлена задача, огнем осадной артиллерии уничтожить Кировский завод, выпускавший тяжелые танки. Одновременно с этим был отдан приказ полицейской дивизии СС отправить под Колпино два батальона самоходок, передав взамен для усиления два полка из венгерской дивизии.
Следуя приказу фюрера, Кюхлер также произвел замену части соединений 170-й пехотной дивизии прикрывавшие подступы к Мге хорватской бригадой и одним венгерским полком. Вместе с этим, Кюхлер отправил в район Арбузова и Анненского испанскую дивизию генерала Эмилио Эстебана.
Свои действия Кюхлер объяснил начальнику штаба генералу Хассе следующим образом.
— В таком серьезном наступлении от этих союзников мало толку, но вот в обороне они стоят хорошо. Цепко, дерутся как черти — и тот с ним согласился, благо наступление русских на Любань позволило немцам узнать сильные и слабые стороны своих союзников.
Оба генерала искренне надеялись, что проведенная рокировка не приведет к ухудшению общего положения на фронте, но судьба сулила им иное.
У Константина Рокоссовского не было тайного агента в штабе Кюхлера, что позволял хоть глазом заглянуть в карты противника. Не было разведгруппы в тылу врага или партизан, которые сообщили бы в штаб фронта о перемещении войск противника. Не было даже подпольщиков, что краем уха могли услышать болтовню немецких солдат или офицеров и с риском для жизни передали важные сведения своим.
Единственное, что было в распоряжении молодого генерала — это его талант полководца и мастерство военачальника, выделявшее его из общей когорты сталинских генералов. С самого начала подготовки операции, он настаивал на нанесении удара по врагу в районе Невской Дубровки. В разговорах со Ставкой, Мерецковым и Говоровым, Рокоссовский постоянно возвращался к этому вопросу. Доказывал, убеждал, а когда вопрос был решен положительно, торопил командующего Говорова с подготовкой удара.