– Это что еще такое? – спрашивает ошарашенный Михайлов.
– Что? А, это-то? Это дерьмо. Полное ведро. – Гордо отвечает Титя. – Поставим его на сцену и включим вентилятор, чтобы запах в зал пер. Правда, здорово Андрюша придумал?
Михайлов хватается за голову. А Панкер в ужасе орет:
– Где этот, блядь, Андрюша?
– Понятно где, – говорит Ослик. – За вентилятором пошел.
Вентилятор Панкер в коридоре после непродолжительной борьбы у Свина отобрал. Зная Андрея с младых когтей, он прекрасно понимал, что в зрителей в тот день полетели бы не только миазмы. Так что больше Панкер за Свина перед организаторами никогда не вписывался. А я на том концерте был. Хороший был концерт – даже без вентилятора. И Свин отлично выступил. «Горбачев могучий разгоняет тучи, ну а я дождя, дождя хочу!»
Такой вот он был Свин, грустный клоун, жизнь свою пропил, спел ее как быструю панк-песню, на одном дыхании – весело, грязно, шумно. Жаль ужасно, что и наполовину он не раскрыл нам своих талантов.
Ленппанк
Самоискоренение – вот суть прогресса, самоискоренение – возможность погреться!
В начале 80-х у Свиньи и его «АУ» появляются последователи и реальные конкуренты. И хотя Андрей Панов так и останется в истории как первый панк в СССР, яркая (хоть и короткая) деятельность и весомый вклад в панк-движение Алекса Оголтелого, Рикошета и Бегемота заслуживают не меньшего внимания.
Все в том же спальном районе Купчино была школа, где доучивались в старших классах всяческие лоботрясы (и лоботряски), которых не вынесли в других школах. Смутьяны, лентяи, психопаты, творческие личности, склонные к депрессии – самые настоящие кандидаты в панки, сливались там в один плавильный котел. Там и встретились Бегемот, в то время еще Федор Лавров, талантливый музыкант и художник (еще бы нет с тремя поколениями художников в роду), и Рикошет, Саша Аксёнов, сын главного режиссера Театра комедии на Невском проспекте. Федя не нашел общего языка с одноклассниками и учителями в приличной школе с итальянским языком и в 13 лет объявил маме, что он панк, а Саша был отпетым двоечником и хулиганом (и уже тусовался с такими же обалдуями в «плохой» квартирке Свиньи на проспекте Космонавтов), которого из школы не выгоняли только из уважения к папе. Выглядел Саша соответствующе – длинный, сутулый, мосластый, на узком лошадином лице огромный нос, злые глаза и оттопыренная нижняя губа – типичная карикатура на хулигана в «Крокодиле». Драчуна и лентяя Аксёнова оставили на второй год в девятом классе, где он и встретился с Лавровым, раздался (беззвучный) взрыв, и мы с вами в результате этой встречи получили аж четыре панк-группы: «Резиновый Рикошет», «Отдел Самоискоренения», «Народное Ополчение» и «Объект Насмешек». Да чего уж там, и «Бригадного Подряда» тоже не было бы без этой исторической встречи.
Парни сразу подружились, а как иначе, если Федя вдруг понял, что в городе кроме него есть еще панки и некоторые даже играют свою музыку. Саша дал ему послушать кассеты со Stranglers и Police от самого Свина. Мало того, Свин, оказывается, дал Саше кличку Резиновый Рикошет, как же тут было не собрать группу со скромным названием «Резиновый Рикошет»? Тем более, что экзальтированная мама Феди полностью разделяла любые увлечения сына музыкой (лишь бы он не виделся со своим папашей-художником) и разрешила ему устроить в его одиннадцатиметровой комнате студию: грошовый аппарат, барабанная установка с заклеенной бочкой и погнутым хай-хэтом, электроорган, пианино и монофонический магнитофон «Нота». Там и был записан первый и последний альбом «Резинового Рикошета», после которого кличка Саши сократилась до второго слова (а позже для друзей он станет просто Рики). Лавров, например, свою кличку «Кот Бегемот» придумал себе сам, не дожидаясь благословения старших товарищей. Хотя в панки его все равно посвятил Свин в квартирке на канале Грибоедова: чинно, благородно, без обычных издевательств Андрюша соблаговолил принять Федю в официальные ряды ленинградских отбросов. Правда, Коту Бегемоту пришлось зачитать перед этим собственноручно придуманный и написанный «Манифест футуриста», после чего Рики и Свин нажрались портвейна, разделись догола, напрыгались под музыку и мирно уснули в Фединой кровати.
Вскоре Федя, умевший играть на всем на свете, захотел иметь свою группу – двум ярко выраженным лидерам стало тесно в одном коллективе. Свин посоветовал ему в качестве гитариста своего приятеля по имени Сапог. На гитаре красавец-сердцеед Сапог играл так себе, зато он посоветовал в качестве басиста в «Отдел Самоискоренения» (так незамысловато Федя назвал свою группу) крутого плютика Алекса Оголтелого, который поигрывал у Свиньи, но тоже хотел развиваться. Ох уж этот Александр «Оголтелый» Строгачёв – реальный фрик, бешеная белка, чертик с крашеной полуметровой челкой и вечно выпученными глазами, Пучик, сумасшедший санитар из дурки с бешеной активностью и немеряной харизмой. Да-да, Алекс действительно одновременно и работал в дурдоме, и периодически лежал там с разными психическими диагнозами, будучи психопатом, алкоголиком, наркоманом и клептоманом. Поладить с таким типом было нелегко, но у Феди все получилось – Алекс согласился играть в «ОС» с условием, что Федя будет послушно работать в его группе «Народное Ополчение» (придумал это классное название для группы Сапог, взяв его с улицы на Юго-Западе, где жил его собутыльник) и на халяву записывать ему альбомы. И понеслось! Рикошет ушел в армию, а Федя, превратившийся к тому времени из Кота Бегемота в просто Бегемота, за год записал несколько альбомов себе и пару-тройку Алексу. Сами записывали, сами оформляли бобины (пригодились Федины таланты художника), сами распространяли (естественным путем – друзья переписывали). Народ у Феди на квартире тусовался круглосуточно. Единственное, чего не терпел некурящий и непьющий Бегемот – это пьяных музыкантов. Алексу приходилось нелегко. Он то выпивал бутылку винтом перед заходом на студию, то делал нычки на лестничной площадке – выживал, как мог. Играли в их группах все, кто мог играть. Кроме постоянных – клавишника Ослика (теперь в «Алисе») и барабанщика и Димы «Волосатого» Бучина, на записи отметились соседи, знакомые, родственники соседей, соседи родственников. А также такие небожители, как Густав Гурьянов («Кино») и Свин, который мечтал, чтобы Бегемот записал ему альбом. Но не сложилось. Федю забрали в армию. Несмотря на то, что в свои 18 он успел жениться и завести дочь. Служить в планы пацифиста-анархиста Лаврова не входило, и он отказался принимать присягу, сорок дней провалялся привязанным к койке в дурке среди степей и был летом 1984 года комиссован со статьей. К тому же, к этому времени нон-стоп студия Бегемота развела такую бурную деятельность, что ей не на шутку заинтересовалось КГБ. В отличие от маргинально-асоциальных текстов Свиньи, анархо-панк Бегемот писал откровенно антисоветские агитки, выступал в них против войны («Войны для воинов, а с меня довольно») и даже всуе вставлял в свои матерные куплеты имена вождей («Выебли Европу Рейган и Андропов») – комитетчики офигевали от такой борзости и в течение года внимательно следили за творческим ростом музыкальных коллективов с улицы Римского-Корсакова. Даже не знаю, почему они сразу не пресекли их зловредную деятельность. Может, комитетчики сами были меломанами? Музыка у Феди, несмотря на дикие условия записи и говенный аппарат, получалась очень заводная. Алекс в своем «Народном Ополчении» записывал шизофреническое «ска», тоже очень бодрое. Но что бы там не творилось в головах у товарищей, курировавших наших панк-безумцев, вынести вывоз альбомов Алекса и Бегемота за границу они не смогли. Когда в августе 1984-го КГБ перехватило бобины с песнями ОС и НО у морячка, пытавшегося переправить наш корневой панк на свободу в пампасы, терпение товарищей кончилось, и музыкантов вызвали на беседу в подвалах серого дома на Литейном. Продержали всю ночь, а Диму Бучина, как и знакомого морячка, вообще сутки. Пугали так сильно, что отбили у Бегемота охоту к панк-року на долгие годы (он возобновил деятельность ОС только в нулевых XXI века). Если бы у Алекса к тому времени остались хоть какие-то здоровые доли мозга, он, возможно, тоже бы испугался. А так он отдохнул немножко, и вперед! Началась перестройка, и Оголтелый в гриме Брежнева и с отличными музыкантами прокатился по всей Европе с залихватской программой «Брежнев жив!» Потом, правда, затих, маргинализировался, упал на самое дно, жил в сквотах с бомжами, периодически воскресая ярким сгустком энергии на питерских сценах и обещая вернуться с новым альбомом, но нелепо скончался от последствий попадания под машину. Ему было 43.