4 апреля поезд прибыл. С трудом прорвавшись к столыпинскому вагону, Владимир Ильич успел пожать руки некоторым знакомым товарищам, но тут произошло событие, о котором впоследствии рассказал его очевидец Ю. О. Мартов:
«В Красноярске нас должны были встретить местные губернские власти. Поэтому наш полковник, который терпел, что на больших станциях конвой, с которым мы сблизились, позволял нам вольности общения с публикой, отдал строгий приказ не допускать, чтобы в Красноярске мы подходили к окнам. Между тем именно в Красноярске мы заранее сговорились встретиться с выехавшими туда ранее нас Ульяновым и сестрой Г. М. Кржижановского — А. М. Поэтому, как только поезд подошел к станции, мы быстро спустили стекла и стали обмениваться рукопожатиями и торопливыми вопросами с подбегавшими к вагону указанными друзьями. Произошел величайший переполох. Полковник, выскочивший из вагона, чтобы рапортовать властям, заметался, как бесноватый, а в вагоне, после тщательных попыток конвойных оттащить нас от окон, раздалась команда унтера: „Шашки наголо!“ — и угрожающе зазвенело оружие. Мы пришли в крайнее возбуждение и, укоряя смущенных конвойных, среди которых всё время пути небезуспешно вели пропаганду, кричали: „Колите!“ — и продолжали цепляться за окна. Гам и смятение наконец прекратились, когда станционные жандармы догадались схватить Ульянова и его спутницу… и на наших глазах потащили их в какую-то комнату, откуда, впрочем, их скоро выпустили…»[8]
Как потом выяснил Владимир Ильич, 4 апреля Федосеева в Красноярск не привезли. Узнав, что 10 апреля прибывает новая партия, он опять поехал на вокзал, где наконец увидел в окне вагона бледное лицо Николая Евграфовича, хорошо знакомое ему по многочисленным описаниям, а возможно, и по фотографиям.
Однако все его попытки прорваться к вагону не увенчались успехом: конвойные и жандармы грубо отталкивали всех, угрожая оружием.
Потерпев неудачу на вокзале, Владимир Ильич пытался встретиться с Федосеевым в фотографии Кеппеля. Очевидцы рассказывают, что он многократно приходил туда в надежде, что Николая Евграфовича приведут фотографироваться. К сожалению, встреча так и не состоялась… Неудача была тем горше, что Владимир Ильич уезжал почти на три года в Шушенское, а Федосеев — на пять лет в Восточную Сибирь. Было ясно, что ни о какой встрече в течение ближайших лет речи быть не могло.
Есть еще одно воспоминание, которое свидетельствует, что Владимир Ильич все же добился краткого свидания с Федосеевым. Вот что рассказывает об этом Н. Л. Сергиевский: «На прощанье мы устроили в красноярской тюрьме дерзкую шутку. Н. Е. Федосееву, которого отправляли в Иркутскую губернию, очень хотелось повидаться с В. И. Ульяновым, В. И. тоже желал этого свидания. Чтобы устроить его, мы, выходя из тюрьмы, не забрали своих пожитков, а на следующий день явились за ними в тюремный цейхгауз с телегой, которую кроме извозчика сопровождал Ульянов в качестве… якобы хозяина телеги. Одетая в шубу купецкая фигура Ульянова показалась часовым подходящей для извозопромышленника, и они нас пропустили. В цейхгаузе мы потребовали у надзирателя вызова Федосеева как „старосты“ политиков для сдачи нашего имущества. Таким образом, пока мы извлекали и нагружали свое добро, Ульянов и Федосеев могли беседовать к великому смущению „помощника“, понявшего, что его одурачили, но не пожелавшего поднимать шум…»[9]
30 апреля 1897 г. Владимира Ильича отправили на пароходе «Св. Николай» вверх по Енисею — в Минусинск.
Николая Евграфовича сослали в Верхоленск Иркутской губернии. Там он оказался вместе с группой политических ссыльных — Г. М. Кржижановским, Я. М. Ляховским, А. М. Лежавой и др.
Итак, Ленина и Федосеева разделили сотни верст, но они тем не менее сумели быстро наладить между собой переписку, стараясь держать друг друга в курсе всех событий. Их переписка (к сожалению, не сохранившаяся) приобрела столь регулярный характер, что, как только в ней возникла непредвиденная пауза, Владимир Ильич начал волноваться. 21 декабря 1897 г. он встревоженно писал Анне Ильиничне: «Федосеев и Ляховский не пишут ни слова — черт их знает, что у них там делается!»[10] И вновь, спустя месяц: «Н. Е. Ф. мне не пишет, не отвечает даже, хотя я писал ему 2 письма. Попеняй ему на это, если будешь писать. Об „истории“ в Верхоленске я слыхал: отвратительный нашелся какой-то скандалист, напавший на Н. Е.»[11]