— Ладно, сегодня попробуем, — успокоил я Кольку. — Дело стоящее. Государство за найденные клады выплачивает двадцать пять процентов их стоимости.
— А зачем сдавать государству?
— Колька… И в кого ты такой жадный?
— Ладно. Но лучше б половину выплачивали, чтоб на транзистор и на маг хватило…
Когда вечером я объявился дома, Юля одиноко сидела в горнице и листала какой-то журнальчик.
— А мама где?
— На вокзал уехала.
— Это что — огурцами торговать?
— Их же, Сеня, пропасть уродилось.
— Пусть, — разрешил я, — пусть. Может, и мне с выручки перепадет — баранку или там бублик купит. Даром, что ли, я уродовался — поливал те огурцы? А пока пойду поем и спать. Гуд найт, миледи!
Юля бросила журнал на стол, перевела взгляд на меня.
— Боже мой, Сеня, кто это тебе скулу так разукрасил?
— Никто!
— Упал, когда с обрыва прыгал?
— Не твое дело!
— Семен, ты на скандал лезешь. Хочешь, примочку сделаю?
— Отстань! Тоже мне доктор…
Она поднялась со стула, запахнула на себе халатик, прошлась по горнице. Взяла с подоконника плюшевого медвежонка, прижала его к себе.
— Хочешь, мишку тебе подарю? Видишь, какой славненький. Хвост белый, нос…
— Ничего твоего мне не нужно.
Юля поставила медвежонка на место, подошла ко мне, положила руки на мои плечи.
— Защитник ты мой маленький. Из-за меня пострадал, да?
Ее глаза смотрели в мои глаза, а я, хоть убей, не мог признаться, по какой-такой причине сцепились мы с Колькой. И зачем это она снова напомнила мне, что я маленький. Раз ростом не вышел и годами не успел — значит что: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не понимаю? Да я все понимаю не хуже, чем они, взрослые, а вижу и слышу и подавно больше их.
— Юлька, — сказал я, высвобождаясь из ее рук. — Зачем ты вернулась домой, Юлька? Уезжай обратно, куда хочешь уезжай.
Она отступила на шаг, спросила с укором:
— И ты, Сенька, гонишь меня?
Вот и попробуй объяснить, что я ей добра желаю.
Пират, колбаса и поп
Темень стояла непроглядная, когда прибежал я к Кольке. Он давно ждал меня, нетерпеливо топтался в сенях, а рубаха на его тощем животе оттопыривалась пузырем. Ясное дело, там, за пазухой, прячет Колька килограмм колбасы. Пирата прикармливать.
— Сычиха уехала, — сообщил он. — И матухи тоже, твоя и моя. Их Петька Фиксатый повез. Полну машину огурцами забили. Фиксатый мешки таскал.
Петька Фиксатый — шофер в нашем совхозе, работа у пего не бей лежачего: директора на «козле» катает. А за бутылку водки Петька хоть самого черта на край света свезет.
Я подозрительно взглянул на Кольку.
— Ты Фиксатого про клад не спрашивал?
Он вытаращил зрачки.
— Что я, чокнутый? Чтобы он догадался и к нам в долю полез? Нам — с этими процентами — на двоих мало.
Нет, если когда-нибудь что-нибудь сгубит Кольку, так это его жадность.
— Тогда полный порядок, — сказал я. — Идем, командор.
Мы вышли на улицу. Ночь густая, хоть глаза коли, а окна во всех домах электричеством полыхают. Колька даже у себя свет не выключил, хотя изба оставалась пустой. «Так нужно, чтобы подозрения ни у кого не возникли, — объяснил он мне — Все в деревне знают, что мать на вокзал уехала, и пусть думают, что это я дома. Это мне для алиби», — не очень понятно втолковывал мне Колька.
Мы шли по улице, и я заглядывал в окна. В одной избе смотрели телевизор. Эх, пожалел я, по собственной глупости пропускаешь ты, Сенька, футбол. А сегодня «Спартак» с «Карпатами» за кубок дерутся, полуфинальная встреча. И как мой «Спартачок» без меня выиграет — ума не приложу… Дядя Сеня Моряк сидит за столом, ужинает. Ничего удивительного, любит человек поесть, сам говорил. А Мишки с Люськой не видно, должно быть, дядя Сеня их спать уложил, и автомат они с собой унесли… А в нашей горнице усмотрел я в окно Юлю. Она сидела, привычно склонясь над раскрытым журналом, только смотрела не в журнал — мимо.
У Сычихи в избе тоже свет был, на террасе. Я, конечно, ее стекол за высоким забором не видел, но так мне Колька сказал. «Занавешено плотно, — сказал Колька, — а теплится свет».
Он толкнул калитку.
— Вот беда, на ключ закрыта.
И тотчас там, за высоким забором, загремел цепью и залился бешеным лаем Пират.