Скоро на кухне стало жарко, как в бане, от цыплят шёл пар.
За окном засверкала мокрая трава. Туча пронеслась, снова светило солнце.
«Оживут или нет?» — с тревогой думала Катюшка, переворачивая безжизненных цыплят на половике.
Вскоре пришёл дед с Гаврюшкой.
Дед взглянул на печку, на цыплят, вытащил папиросу из кармана.
— Молодец! — сказал он. — И кто это тебя надоумил?
Гаврюшка посмотрел на цыплят, раскрыл удивлённо глаза:
— Почему их раздели?
— Это их дождь намочил, вот согреются, подсохнут и опять станут пушистыми, — объяснил дед.
Цыплята стали попискивать, сначала тихо: «пи-и, пи-и», а потом всё громче и громче.
— Оживают! — захлопала в ладоши Катюшка.
Дед насыпал в тарелку пшённой каши, налил в баночку воды.
Цыплята стали клевать и пить воду.
Гаврюшка посмотрел, как они пьют воду, и испугался:
— Цыплята простудились. Видишь, как они давятся?
— Нет, это курица научила их так пить, — сказал дед. — Да, кстати, про курицу-то мы и забыли.
Дед пошёл в сад.
— А мой цыплёнок самый лучший, — похвалился Гаврюшка, — смотри, он пушистый и совсем не противный, как эти цыплята.
В коробочке с круглыми окошечками попискивал Гаврюшкин цыплёнок.
— Никому его не отдам, сам воспитывать буду.
Но Катюшка даже не взглянула на Гаврюшкиного цыплёнка. Эти маленькие, жалкие, с выпученными глазами синеватые цыплята были для нее милее всех.
Дед принёс курицу.
Она подбежала к тарелке с кашей, ворошила клювом пшено и звала цыплят, будто сама нашла эту тарелку с кашей и словно не было этого страшного ливня. Курица вместо благодарности больно клюнула Катюшку в руку, стала опять хлопотлива, сердита и совсем забыла, как недавно была одинока.
Цыплята встряхивались и снова становились пушистыми. Они весело пищали, и кошка в соседней комнате яростно царапала порог, мяукала и рвалась на кухню. Все цыплята собрались возле курицы, только один цыплёнок остался лежать на половике и хоть подсох, но пушистым не стал.
— Жаль, погиб этот цыплёнок, — сказал дед.
— Курица не заметит, — вздохнула Катюшка.
— А вот кто-то из ребят будет обижен. Приедут завтра утром шестьдесят человек, а цыплят только пятьдесят девять.
Дед усадил квочку с цыплятами в большой ящик. Курица распушила крылья, чтобы прикрыть своих детей, она боялась дождя.
— Эх, эх! Не хватает нам с тобой одного цыплёнка, что мы завтра детишкам скажем? А? — спрашивал дед курицу.
Она не ответила. Она не знала, что ей недостаёт одного цыплёнка. Курица не умеет считать. Катюшка, наклонившись над ящиком, глаз не спускала с цыплят, каждый из которых старался быть поближе к матери.
Гаврюшка стоял рядом с коробочкой в руке. В ней тоскливо попискивал цыплёнок, словно перекликался с теми, что сидели в ящике.
Дед сидел на табуретке, разминал пальцами папиросу и чему-то усмехался. Все молчали. Только курица всё квохтала и оглядывалась вокруг. Кажется, она догадалась, что не хватает одного цыплёнка.
Гаврюшка заглянул в коробочку на своего цыплёнка и подошёл к деду:
— Дедушка, примут моего цыплёнка в детский сад? Ведь он совсем похож на других?
Дед ответил не сразу. Он зажёг спичку, долго прикуривал, и в глазах его поблёскивали искорки от спички.
— Должны принять, если ты этого захочешь, — сказал он наконец и выпустил облачко дыма.
Гаврюшка посмотрел на сестру. Та радостно кивнула головой.
Тогда Гаврюшка вынул из коробочки цыплёнка, подержал его в ладонях, вздохнул и опустил в ящик. Цыплёнок весело пискнул. Гаврюшка хотел посмотреть, не обидят ли его другие, но уже не мог найти его среди пушистых и жёлтых, как цветы, цыплят.
Дед кинул папиросу в печку, усадил внука на колени.
— Да, я совсем забыл сказать, что тебя тоже приняли в детский сад. Ты останешься здесь и будешь ухаживать за своим цыплёнком, за всеми Катюшкиными цыплятами.
Дед засмеялся, и всем стало весело. Только кошка царапалась в дверь и жалобно мяукала.
