— Что-то тебя, Леночка, последнее время не видать и не слыхать. Ты, случаем, не избегаешь меня? Помниться мне, кто-то клялся и божился, что будет до гроба у меня в долгу?
— Игореш, так я от долгов-то не отрекаюсь. Просто настроения не было, вот дома и сидела.
— Где-то волк сдох, если уж у тебя настроение пропало. Хотя я тебя понимаю, — с притворным сочувствием сказал он. — Сильно ты с тем парнем обломалась, и грязь не помогла. Ты-то враз сбежала из машины, а я вернулся и посмотрел, как он возле нее плясал. Можно сказать, что ты их этой грязюкой в ЗАГС загнала, — ядовито поддел парень.
— Тем лучше, мне такой хлюпик не нужен.
— Вот только не надо передо мной притворяться. Я-то видел, как ты его глазами ела.
— Игорек, ты чего хотел? Мне мозги помурыжить или еще чего?
— От тебя, Леночка, все по большей части одного хотят, и это не поход к алтарю, — ехидно захихикал он.
— Че, Игореш, никто не дает? Или денег на шлюх нет?
— А зачем мне деньги? Если мне одна шлюха уже должна.
Даже понимая, что эти слова справедливы, Ленка почувствовала себя так погано, как никогда в жизни. Все силы уходили на то, чтобы не разрыдаться на глазах этой твари. И тут Игорька прямо-таки оторвало от земли и прижало к стене. Кто это сделал, Ленке раздумывать не пришлось, потому что как до этого ее глаза слезились от обиды, так теперь они слезились от отвратного, резкого запаха одеколона.
— Если я тебя еще в нашем дворе увижу, зубов недосчитаешься, — зарычал Мишка. — Вали отсюда, недоделок хренов.
Мишка еще раз тряхнул Игорька за шкирку и резко отпустил, тот брякнулся на землю и шустро отполз в сторону, а потом, периодически оглядываясь назад, быстро пошел к выходу со двора.
— Зря ты с ним так, Миш. Он злопамятный, обязательно какую-нибудь пакость свертит.
— Если таких боятся, то и жить нечего. Если б ему всегда давали по шее, как он гадость сделает, давно бы отучили. Так нет, трясутся все — вот, он и осмелел. Такие твари на страхе расцветают.
Ленка попыталась рассмотреть Мишкино лицо, пока он стоял рядом, но длинные космы и темные очки скрывали большую его часть так, что даже форму разглядеть не удалось.
— Лен, у меня что, грязь на носу? Почему ты меня так разглядываешь?
— Да нет, просто давно не видела.
— Мы ж сегодня утром встречались. Могла бы тогда разглядывать, а ты, как от чумы, шарахнулась.
— Миш, тут такое дело… Есть у меня к тебе просьба одна, ты вроде как в долгу у меня за ментовской концерт?
— Лен, а то, что я эту тварь прогнал, не считается?
— Это явление временное, Игореша все равно приползет и нагадит. Он так быстро не сдастся, не будешь же ты меня круглосуточно охранять.
— Это вряд ли. Ты у нас дама пользующаяся спросом, а мне как-то не климатит быть на подглядках.
— И ты туда же. Чем тогда ты лучше Игореши?
— А тем, милая, что я тебя натурой расплачиваться не прошу.
— Я бы до твоего оргазма не дожила.
— Ты хочешь сказать, что у меня слишком большая выдержка?
— Нет, что я бы раньше от твоего одеколона задохнулась.
— Ладно, язва, чего хотела-то?
— Ты когда дома будешь? И желательно один.
— О-о-о!!! Домогаться меня будешь?
— Ага, только противогаз надену — и вперед.
— И мы узнаем, как трахаются слоны.
— Это ты к чему, зоофил-любитель?
— Это я к тому, что у противогазов некоторых, спереди шланг, как хобот, — хохотнул Мишка.
— Мишенька, извращенец ты мой дорогой, я на тебя видов не имею. Даже если тебя отмыть, побрызгать дихлофосом от вшей и рожу платочком прикрыть, чтоб со страху не окочуриться, я пас.
— Ох, придется мне с руками всю жизнь дружить, мечтая о тебе.
— Ничего, говорят, это даже полезно. Никакого триппера, СПИДа и сифака, только мозоли.
— Ладно, посмеялись и хватит. Я сегодня часика в три дома буду. Мать с отцом на дачу собрались. Опять вернутся и день будут ходить с загадочными улыбками и хихикать.
— Ты имеешь в виду, они…
— А почему нет?
— Ну, они же старые.
— У нас в роду мужчины очень долго бывают в рабочем состоянии, так сказать.
— И ты?
— Ты так спрашиваешь, будто мне семьдесят.
— …
— Короче, приходи часика в четыре, у меня до этого кое-какие дела есть. Ну, а потом я в твоем распоряжении.