Выбрать главу
Его жена, курьерша с финотдела, Сегодня разоделась в пух и прах! Фату мешковую надела И деревяшки на ногах!

— Где был, Ленька? — подошел к нему Шатков. Белокурые волосы его были взлохмачены, на редкие светлые брови стекал пот, здоровый глаз глядел счастливо, блаженно, хмельно. — Присоединяйся к нашему хору, только не дери глотку. Дежурный приходил, грозился разогнать. Кого ищешь?

— Да тут Муся...

— Брось. Алку? Только что ушли.

— Ушли? Совсем?

— По второму заходу начал? — Губы Шаткова насмешливо искривились. Чувствовалось: ему хочется что-то сказать. Он только махнул рукой, но тут же ухватил повернувшегося к двери Осокина за полу пиджака. — Зря, Ленька. За кукушкой гонишься, а тебе голубку надо.

Дальше Осокин уже не стал слушать. Выскочив из комнаты, он. сбежал вниз по ступенькам в соседнее крыло, где жили студентки рабфака искусств. В комнате давно спали, и сердитый девичий голос на стук ответил из-за двери, что Муся с подругой действительно были, но минут пять назад ушли.

Как был раздетый, без шапки, Леонид бросился по лестнице во двор и еще перед воротами на Стромынку услышал отправной звонок трамвая, скрежет по рельсам мерзлых колес. Какая-то девушка в накинутом на плечи пальто попалась ему навстречу. Леонид кинулся вправо — и она метнулась вправо; он влево и она влево. Затем столкнулись. Девушка чуть не упала, и лишь тут Леонид сообразил, что это возвращалась Муся Елина. Муся что-то крикнула ему вслед.

—... жиссер... опоз... — разобрал Леонид и выскочил на улицу.

От остановки к Яузскому мосту отошел трамвай и, набирая ход, сыпал из-под дуги зеленые искры. Где же Аллочка? Леонид воспаленно оглядел широкую, полутемную улицу. Уехала?.. «Опоздал» — это крикнула Муська? И вдруг на той стороне, у глухого забора Сокольнического парка с черными, смутно различимыми соснами, под самым фонарем увидел знакомую фигурку в шапочке, пальто. Она с улыбкой подняла руку в расшитой варежке, ступила два шажка ему навстречу.

Леонид чуть не вскрикнул от радости, рванулся через улицу — и словно запнулся о трамвайные рельсы. К фонарю с мягким шорохом подкатила легковая автомашина, остановилась прямо перед Аллой Отморской. Открылась дверца, согнувшись, на тротуар вышел мужчина в шляпе. Так же томно и приветливо улыбнувшись, Алла подала ему руку. Мужчина отогнул ей рукавичку, поцеловал в запястье.

Все в нем было крупно: рост, длинное бритое лицо с бачками, лакированные туфли, тускло блеснувшие в свете фонаря. Мужчина взял Отморскую под локоть, усадил, влез сам. Мягко стукнула дверца, и автомашина, зарычав мотором, резко снялась с места, лишь легкая снежная пыльца схватилась за ней вслед.

Леонид так и остался стоять на рельсах.

Резкий лязг, брань вывели его из столбняка. Оказывается, перед ним, совсем впритык, остановился трамвай, спускавшийся с Каланчовки от вокзалов, и усач-вожатый яростно звонил над самым его ухом.

—... разинул квашню! — орал он. — Из-за таких под суд...

Тупо оглянувшись, Леонид медленно перешагнул через рельс, побрел вниз, к закованной во льды Яузе.

Все ясно. Муська крикнула «режиссер»: это слово теперь Леонид отчетливо восстановил в памяти. Наверно, Аллу встретил тот самый режиссер киностудии, с которым она едет на съемки в Крым. Какие у них будут отношения? Да разве и сейчас не видно? Прикатил на машине, целует ручку. Будут в Ялте жить в одной гостинице, вместе репетировать.

А там скоро начнется купальный сезон, вылазки на пляж. Какой этот мужик модный, самоуверенным, — такие крупно хапают. Наверно, тоже, как и Курзенков, наобещал златые горы. Ему вдруг вспомнилась одна из фраз Аллы: «Илья сказал в искусстве без покровителя нельзя». Зачем он, Ленька, сейчас за ней побежал? Разве Алла не все ему выложила? Его поцелуи не заставят ее отказаться от поставленной в жизни цели, сойти с намеченной дорожки.

«За кукушкой гонишься, а тебе голубку надо».

Леонид вышел на зады Сокольнического парка. Под ногами мягко похрустывал заледеневший мартовский снежок. В тусклой тьме, заваленная осевшими снегами, покоилась Яуза. Леонид почувствовал, что озяб. Весь месяц дни держались солнечные, с густыми, вишневыми закатами, ночью ж мороз закручивал слюдяные сосули по карнизам крыш. Леонид еще постоял на безмолвной, затоптанной набережной, совсем продрог и повернул назад, к общежитию.