IV
Между вторым и третьим этажами — девичьей аудиторией и «жениховской» — завязались теснейшие отношения. Большую часть дня будущие студенты проводили вместе — компанией ходили обедать в дешевую столовку, по вечерам отправлялись в кино, а то собирались и пели.
Днем, как и вчера, пришли девушки, начались обычные разговоры о книжных новинках, о любимых художниках, артистах, завязался веселый флирт. Никто не заметил, как вошел Илья Курзенков, и обернулись к нему, лишь когда он заговорил:
— О, у вас тут совсем семейная обстановочка!
Парни приветствовали его с дружеской признательностью. Девушки безошибочным чутьем угадали, что Курзенков не из поступающих. Отличный покрой костюма, манера держаться чуть покровительственно и в то же время просто показывали, что он из людей с положением.
— Я вижу, вы получили матрацы?
— Меблировка точь-в-точь как в гостинице «Метрополь», — сказал Коля Мозольков. — Даже с переизбытком. Я имею в виду клопов.
— Главное, Краб оставил в покое, не присылает дворника выметать.
Переждав взрыв смеха, Курзенков оглянулся на дверь, сделал успокаивающий жест:
— Прописку вам тут не обещали, но и выбрасывать на улицу не собираются. Кто выдержит экзамены, получит и общежитие.
— А трудные будут испытания? — спросила Алла Отморская.
Она сидела на столе рядом с Леонидом, поставив ноги на скамейку. Курзенков лишнюю секунду задержал на ней взгляд.
— Для подготовленных и способных трудностей не существует.
Как и в первое посещение, он тоже запросто присел на стол. Большинство из собравшихся поступали на театральное отделение, и на студента института смотрели как на мастера, почти небожителя. Посыпались десятки вопросов насчет программы, о том, кто ведет специальный курс, видел ли он Игоря Ильинского, Алису Коонен, Москвина. Остальные парни словно померкли перед Курзенковым. Они сами это чувствовали и не собирались поднимать бунта. Во-первых, всем было интересно послушать, во-вторых, в нем видели официального представителя профкома, защитника перед директором.
— Вы хоть в драмкружках участвовали? — спросил Курзенков, обращаясь сразу ко всем.
— Конечно, — ответила Алла Отморская.
— Я еще в детстве выступала на сцене, — томно сказала Дина Злуникина. — У меня мама актриса облдрамтеатра.
Курзенков спрыгнул со стола, сделал приглашающий жест:
— Давайте проведем небольшой экзамен. Разыграем жанровые сценки. Желаете? Кто первый?
Поступающие на театральное отделение очень охотно согласились на такой опыт. Курзенков сказал, что долг вежливости заставляет, конечно, начать с девушек, и предложил приехавшей вчера Зине Сыпцовой изобразить сценку на бульваре: она торгует цветами, а он проходит мимо. Курзенков сбил кепку, придал лицу скучающую мину и развинченной походкой фланера направился между столиками. Зина Сыпцова — подкрашенная, с кудряшками —стала зазывать его, совать «букетик мимоз». Курзенков пренебрежительно отвернулся. Зина назвала его «красавчиком», поднесла «цветок» к пиджаку — вот, мол, как мимоза ему идет. Не нужно? Ну пусть подарит веточку своей девушке. Оба вошли в роль, проявили много изобретательности. У Курзенкова все получалось значительно лучше. Остальные с удовольствием наблюдали за этой живой уличной сценкой и по окончании громко, от души похлопали исполнителям.
— Теперь вы, Алла, — проговорил Курзенков, вновь садясь на стол. — Что бы вам придумать?
— Что хотите, — смело, чуть кокетливо ответила Отморская. — Могу представить молодую мать, у которой тяжело заболела дочка... ребенок. Это у меня выходит.
— Нет, — движением руки отклонил ее предложение Курзенков: держался он властно, как заправский экзаменатор. — Разыграем московскую уличную сценку. Представьте, что прошёл июльский ливень, на перекрестке бурлит поток, а вам непременно нужно перейти через мостовую. Но вам жалко новых туфель, чулок... Кстати, у вас фильдеперсовые чулки, такие действительно пожалеешь. Начинайте.
Он поощряюще смотрел на слегка взволнованное, похорошевшее лицо Аллы Отморской. Выходя на середину аудитории, она ответила Курзенкову улыбкой, решительно и легко встряхнула ржаво-красными с чернью волосами, слегка закинула голову и даже зажмурилась, показывая, что думает, как лучше воплотить заданную тему. Как бы невзначай прикусила нижнюю пунцовую губу. Румянец щек, нежная округлость подбородка придавали ее облику что-то удивительно свежее, юное.
— Сейчас, сейчас, — повторяла она, очевидно понимая, что все ею любуются.
«Зрители» не спускали с Аллы глаз. Худое носатое лицо Дины Злуникиной приняло сладенькое выражение пай-девочки: вероятно, она копировала Отморскую. Затем длинные тонкие губы ее сложились в пренебрежительную гримасу.
Вдруг Алла растерянно, полувопросительно покосилась на компанию, будто спрашивая: как ей быть? «Совсем не может, что ли?» — с острым сочувствием подумал Леонид. И только в следующую секунду понял, что она уже играет. Алла шарила глазами вдоль половицы, как бы отыскивая на мостовой менее затопленное дождем место, прошлась вдоль «тротуара»: может, здесь поток поуже? Сделала шажок вперед, слегка ойкнула, поспешно отдернула ногу. Нервно глянула на руку с часиками. Не только лицо,, а и вся ее фигура выразила отчаяние: видимо, куда-то очень торопилась, опаздывала Алла опять стыдливо покосилась на соседей, сунула правую ногу в поток и, вся поеживаясь, выскочила на прежнее место, тряхнула раза два ногой, с досадой почмокала — набрала воды в туфлю. Затем, вспыхнув, решительно сняла туфли, чулки, по-женски изящным движением вздернула юбку, подобрала выше колен, с носка погрузила загорелую ногу в ручей и смело побрела через улицу на другую сторону аудитории. Оттуда вдруг весело, победно улыбнулась «толпе».
Воплощение темы понравилось всей компании.
С чувством сделано, — пропустил сквозь зубы Скулин и тут же забегал карандашом по записной книжке.
Каждое движение Аллы вызывало у Осокина живейший отклик. Он от души радовался всякой ее находке, огорчался срывам, не отдавая себе отчета, что так волнуются только за близкого человека. Когда она поддернула юбку и пошла вброд, Леонид не удержался, зааплодировал. Красивые, чуть полные ноги девушки, казалось, источали тепло южного солнца, смугло светились. Он заметил, что Курзенков слегка откинулся назад, словно его ослепили голые икры Аллы, ее статная, устремленная вперед фигура, не по-девичьи развитая грудь.
— Неплохо, — с важностью, несколько снисходительно одобрил он, — У вас, Алла, есть данные. Явные данные. Вы не зря приехали на рабфак.
Сидя у двери на скамейке, девушка натягивала чулки, слушала с напряженной складкой у рта: видимо, дорожила его мнением.
Сердце Леонида болезненно кольнуло. Может ли он надеяться на внимание этой девушки? Что он из себя представляет?
Дина одобрительно улыбнулась товарке, но в ее слащавой улыбке ничего не сквозило, кроме вежливости; видимо, она считала себя одареннее.
— Образно, образно, — без выражения повторила она.
— Только, Алла, — продолжал Курзенков, покосившись на Злуникину, — вы изобразили кубанскую казачку. А я просил вас показать нам в таком затруднении москвичку. — Он подчеркнул слово «москвичку».
— Разве женщины не все одинаковы? — несколько обиженно сказала Алла. — Москвички особенные? Не знаю. Я здесь только несколько дней... не знаю.
Она передернула плечами, отвернулась от Курзенкова и заняла свое прежнее место рядом с Леонидом. Еe нежный взгляд поблагодарил его за аплодисменты. Леонид почему-то очень обрадовался.
— Изобразить себя гораздо легче, — спокойно, даже чуть насмешливо заговорил Курзенков, — Этим мы занимаемся каждый день, и это еще не искусство актера. Вы, Алла, верно показали положение. Поверьте: мы здесь все это оценили. Но в этом положении, повторяю, проявили себя. Главное же в искусстве — перевоплощение, умение, грубо выражаясь, влезть в чужую шкуру.
— Это самое трудное, — тотчас и очень серьезно кивнула Дина.
Несмотря на легкую неприязнь, которую Леонид из еще неосознанного чувства ревности испытал к Илье Курзенкову, он не мог не оценить правильности его слов. Замечание студента он сам выслушал как маленькое откровение и решил запомнить.