Он подмигнул.
— Можно?
В дверях стояли Алла Отморская и Муся Елина. Леонид покраснел. Это он пригласил их, как старых знакомых, зайти поздравить молодоженов..
— Садитесь, где сумеете, — поднялся Шатков со своего места. — Потчевать нечем, а гостям рады.
— Кто проголодается, пусть бежит в столовку. Там есть «коммерческие» бутерброды с селедкой.
— Мы со своим запасом, — сказала Муся и поставила на стол банку кабачковой икры.
Отморская подарила молодоженам небольшой фарфоровый чайничек для заварки. Шатков тут же налил в него пива я высосал.
— Из собственного!
— О, да вы буржуями становитесь! — воскликнула подруга молодой.
Большинство подарков гости съели: это были вино и закуска. Но за спиной молодоженов на подоконнике красовались две поднесенные книги и плоский утюг.
— Скоро можно раскулачивать. А что с утюгом будете делать?
— Найдем применение, — с важностью ответил Иван. — Буржуям хорошо: сцепятся — есть чем подраться: кочергой, не то статуем... работы Федота Шубина. А нам? Не общими же тетрадками? Глядишь, утюг и пригодится.
— Вот Нелли тебе «коровий зализ» и пригладит.
Комната была переполнена, всё же умудрились потесниться. Леонид уступил свой стул Алле, сам прилепился рядом, налил вновь прибывшим в чьи-то опорожненные стаканы плодово-ягодной. Подруги не отказывались, чокнулись с молодоженами.
— Горько! — закричал Леонид.
— Да уж не сладко будет, пока институт не кончим, — засмеялся Шатков и чмокнул серьезную, зардевшуюся жену в губы.
— Желаю вам через двадцать пять лет счастливо справить серебряную свадьбу, — подняв стакан, пожелала Муся. — А через пятьдесят — золотую.
— Мура все это! Им бы отдельный чуланчик. А то и тут, в общежитии, да простынкой отгородиться.
— Ничего. Зато, Ваня, при коммунизме детям скажешь: вам отдельной комнаты мало? А как же мы с мамой всю первую пятилетку под кроватью прожили?
— Об одном предупреждаю: не заводите сразу больше десяти ребят.
Опять все смеялись, а Нелли не знала, куда спрятать глаза.
— Шуточками зависть прикрываете? — воскликнул Шатков. — А я выбрасываю лозунг: следуйте нашему примеру — на трамвай и в загс. Кто следующий?
Веселье росло. Парни значительно поглядывали на девушек, те смущенно и загадочно опускали глаза. Задорное опьянение охватило Леонида. Он локоть к локтю, коленка к коленке сидел с Аллой Отморской, и она не отодвигалась. Впрочем, отодвинуться было и некуда.
«Все женятся, — думал он сейчас. — Один я остаюсь холостым».
Женился только Шатков, и в душе Леонид не одобрял его поспешности. Сперва надо получить диплом, — так решил он совсем недавно, видя, что с Аллой ничего не получилось. Но в сегодняшнем взъерошенном состоянии что-то заставляло его чувствовать себя бесприютным.
— Ой, жарко, — сказала Алла и слегка помахала рукой у горла. — Понакурили! Ужас.
— Да, жарко, — подтвердил Леонид, готовый соглашаться с ней во всем, — И открытая форточка не помогает. Хочешь, выйдем?
Она подумала, глянула на часики, надетые на полную руку.
— Пожалуй, давай.
Пришлось подниматься доброй половине гостей, иначе в тесноте нельзя было выбраться. Леонид стукался о чьи-то коленки, наступал на чьи-то ноги, извинялся улыбками, жал чьи-то руки. Вслед ему, Алле сыпались шуточки:
— Вы, не в загс торопитесь?
— Может, свидетели нужны?
— Громко не целуйтесь — комендант оштрафует!
ХХХIII
За дверью комнаты Леонид почувствовал, как действительно душно было на пиру у молодоженов.
Длиннейший прямой коридор утопал в полутьме, освещенный редкими, наполовину погашенными плафонами. По обеим сторонам, словно в гостинице, тянулись одинаковые двери с номерками. Было сравнительно тихо, как может быть тихо в громадном общежитии. Из комнат слышался приглушенный смех, говор: беспечное студенчество еще не угомонилось на ночь и, даже лежа в кровати, смеялось, переговаривалось о лекциях, рассказывало побасенки.
Там и сям по коридору гуляли парочки. Появлялись они с вечера, к ночи их становилось заметно больше; некоторые, словно статуи, до вторых петухов застывали где-нибудь в нише окна, в полутьме колонны. Каждая парочка сторонилась других парочек и вообще встречных, словно прокаженных.
— Как ты живешь, Аллочка? Я каждый день собираюсь в Алексеевку, навестить тебя. Все тогда захватили с Малого Фонарного?
— Все. Ах, знал бы ты, какой Илья мелочный! Вдруг явился на рабфак и стал требовать, чтобы я отдала его золотые часы. «Ты их взяла». Представляешь?
Хорошо, что они миновали плафон и шли в полутьме, Леонид вспыхнул, закашлялся. «Видал, как всякое гнусное дело выплывает? » Признаться, что это он украл часы и выбросил? Мужества бы у него хватило. А вдруг Алла отвернется? После как-нибудь расскажет.
От замешательства он вслух повторил свою недавнюю мысль:
— Ребята все женятся, один я холостой.
— И правильно делаешь, что не торопишься, — сказала Отморская. — Поверь моему опыту, Леня. Два раза я обожглась... Не желаю тебе испытать и сотой доли тех разочарований, которые испытала я.
Она ловко перевела разговор на то, какие спектакли видела, с какими артистами, несмотря на сопротивление Ильи, ей удалось познакомиться. Леониду было очень интересно все, что касалось ее жизни.
Влюбленные проявляют удивительное понимание того, что хочет сказать любимый человек, подхватывают его мысль на лету и развивают иногда успешнее, чем он сам. Леонид несколькими верными репликами подкупил Аллу, заставил говорить совсем доверительно.
Оказывается, за эти полгода она побывала во всех театрах столицы, отлично знала составы трупп и высказывала тонкие наблюдения над игрой знаменитостей. Чрезвычайно привлекало ее кино. На сцену пробиться почти невозможно: все места заняты заслуженными, перезаслуженными старухами со вставными челюстями, которые красятся, затягиваются в корсеты и все еще играют молодых, отпугивая своими свистящими голосами публику. Попасть на киносъемку значительно легче: в каждом фильме актеров занято намного больше, чем в любой пьесе.
— Кино — это дело! — подхватил Леонид.
Билеты в театр были дорогие, за последние два месяца он попал только в цирк; фильмы же не пропускал.
— Вот, например, «Человек из ресторана». Это, я тебе скажу, Аллочка, классная картина... хоть и немая. Здорово поставлено и очень правдиво! Конечно, ты права насчет кино.
— Я рада, что ты так смотришь, Леня. Я всегда ценила твой вкус. В искусстве много путей, и надо идти по тому, где поддержат друзья.
Отвечая Алле в лад, Леонид не забывал главного вопроса, который полгода не давал ему покоя: любила ли она Курзенкова? Почему сошлась с ним? Он только выжидал удобного случая, чтобы спросить. Пока его интересовало другое — более существенное и важное.
— Точно, — подхватил Леонид, словно только и думал о словах Аллы, но упрямо возвращая разговор к самой нужной, близкой теме. — Какие мы с Ванькой были друзья? Электросваркой не разрежешь, а появилась Нелька — и конец. И я его понимаю. В такие годы чуткая девушка становится самым близким другом. Рука об руку легче пробиться... особенно, если оба мечтают об искусстве.
Это был явный намек на себя и Аллу. Осокин совсем забыл, что еще недавно осуждал Ивана за преждевременную женитьбу.
— С этим я не могу согласиться, Леня. Артисты, художники — особые люди и должны быть свободны. Это я от многих слышала. Я вот навсегда связана дочкой.
Леонид посмотрел с некоторым удивлением. Он не совсем понял, что она хотела сказать, но, не желая нарушать солидарность, согласно кивнул головой. Он решил, что Алла сетует на вероломство Курзенкова и считает правильным свободный уход от него. Однако при чем тут дочка? Ладно, потом выяснит. «Может, сейчас спросить, любила ли она Илью? » Вместо этого он вдруг сказал:
— В тебе я сразу почувствовал друга. Еще летом на рабфаке, когда ты вошла с Муськой в аудиторию, помнишь?
— Я понял, что встретить такую девушку — счастье.
Леонид не брал ее под руку, они шли на некотором расстоянии, и все же их, казалось, клонило друг к другу. Взгляд ее манил своим загадочным блеском, раз она словно нечаянно коснулась его плечом.