Мама такие ужасы про эту свою поездку рассказала! Оказывается, когда они там рыли противотанковые рвы, их несколько раз бомбили фашисты. Они разбегались, прятались, но всё равно у них были раненые и даже убитые. А одной тёте, которая уборщицей работает в мамином кинотеатре, бомбой оторвало руку по локоть. Ужас. Хорошо ещё, что в маму не попали.
А ещё мама рассказала, что в самом конце её фашисты чуть было в плен не захватили! Они ночевали в деревне в каком-то большом сарае, который мама считала бывшей колхозной конюшней. И как-то в середине ночи прибежал их старший, который командовал на рытье рвов, и закричал, чтобы все немедленно вставали и уходили. Потому что сейчас в деревню войдут немцы. Мамин отряд тогда шёл всю ночь и половину дня, пока к железной дороге не вышли. И шли очень быстро, чуть ли не бегом. А если кто не мог так быстро идти, то его не ждали. Но мама смогла. Дошла. Потом их посадили в поезд и привезли в Ленинград. Только ехала мама обратно в товарном вагоне. В общем, приключений у мамы от этой поездки уже на небольшую книжку наберётся. И я очень рада, что для неё всё закончилось хорошо.
Ой, что-то я совсем замечталась. Мария Кузьминична уже расписание уроков на доске написала. Надо переписать. Сашка вон, вижу, строчит изо всех сил. Он на соседнем ряду со мной сидит, на одну парту впереди. Чёрт. Теперь мы с Сашкой, получается, одноклассники. Раньше-то он всегда в классе "Б" учился и в школе мы с ним почти не пересекались. А теперь вместе учиться станем. Вот гадство! Мало мне дома его выходки терпеть, так теперь он ещё и в школе меня доставать будет.
Но переписать расписание я не успела. Едва начала писать уроки на среду, как ожила висящая на стене класса чёрная тарелка, которая хриплым мужским голосом сказала: "Внимание, внимание! Говорит штаб противовоздушной обороны. Воздушная тревога! Воздушная тревога!"...
Не получилось у нас 1 сентября нормальных занятий. Мы четыре часа в подвале школы просидели. Слышали вой сирен на улице, выстрелы зенитных пушек. Но взрывов не было. Либо всех фашистов наши сбили, либо взрывы были очень далеко от нас.
Было тесно, в подвале воняло старой пылью и кошками. Писать негде. Да и темно там писать - всего две тусклых лампочки на весь подвал. Чтобы хоть как-то с пользой время использовать, учителя пытались вести такие уроки, на которых писать не обязательно. У нас был длинный-предлинный урок истории. А рядом с нами сидел 6-й класс (тоже сводный, как и мы), так у них ботаника шла. Поэтому одним ухом я слушала про Киевскую Русь, а другим - про соцветия, корневища и полевых вредителей. В голове в результате получилась полная каша.
Потом учителя выдохлись, и мы стали сидеть уже просто так. Ждали отбоя тревоги. Начались разговоры. Конечно, в основном про войну. Напротив меня на лавочке сидела директор нашей школы, Алевтина Васильевна, бородатый преподаватель физики (не знаю, как зовут его) и секретарша из школьной канцелярии. Из их разговоров я узнала, что с завтрашнего дня, то есть со второго сентября, в городе снижается хлебная норма. Теперь мне по детской карточке полагалось 300 граммов хлеба в день, а маме и папе с их карточками служащих по 400.
Я сидела молча и также узнала ещё, что для компенсации снижения хлебной нормы принято решение увеличить нормы по сахару и жирам. По сахару и жирам у нас теперь норма выше, чем в любом другом советском городе. Даже выше, чем в Москве!
Ну, вот и отлично! Не больно-то мне этот хлеб и нужен. Триста грамм в день для меня вполне достаточно. Да я и столько-то не съем. Зато конфет больше будет! Идея снизить норму по хлебу и одновременно поднять по сахару мне очень понравилась. Всегда бы так.
Наконец, дали отбой тревоги. Учиться уже всё равно было поздно, так что нас по домам распустили. Я только на минуточку в класс забежала, дописать расписание уроков. Потому что Сашка списать всё равно не даст. Да и не стану я у него просить ни за что.
Вернувшись домой, нашла на столе записку от папы, который приходил обедать. Он просит меня сходить в магазин и выкупить всю крупу, которая нам полагалась в сентябре. На троих это было чуть больше трёх килограммов. Лучше брать пшено. Или макароны. В общем, на моё усмотрение. Потому что по городу ползут какие-то непонятные слухи и папа опасается, что могут быть перебои со снабжением. А самому папе по магазинам некогда ходить, у него заказ срочный. К записке прилагалась ещё и десятирублёвая бумажка.
Хорошо, мне не трудно. Сунула деньги в кошелёк, вытащила из тумбочки сетку, и пошла в магазин. Так что мне купить? Пшено или макароны? Макароны или пшено? И то и то люблю. Ладно, на месте решим. Может, нет сейчас в продаже того или иного. Вот и решать не придётся. Возьму то, что будет.
Пришла в гастроном. Он от нас недалеко, всего через один дом. Пришла, и стала удивлённо озираться по сторонам. Таким я наш гастроном ещё не видела. Макарон не было. И пшена не было. Вообще ничего не было. Совсем ничего. Только покупатели, которые так же, как и я, с изумлением оглядывали абсолютно пустые полки...
Солнышко светит. Какая погода ужасная сегодня! Говорят, по приметам сентябрь в этом году вообще очень тёплым будет. И солнечным, что для Ленинграда необычно. Если бы не война, так я бы этому только радовалась. Но сейчас... С некоторых пор я перестала радоваться яркому солнцу в голубом небе.
Чистое, безоблачное небо - это очень плохо. Это значит, что фашистам будет удобнее бомбить наш город. Как бы я хотела, чтобы сейчас небо плотно затянулось тучами, и пошёл бы долгий-предолгий нудный дождь. И им сверху стало бы не видно, куда бросать свои бомбы.
Мама вчера на чердаке дежурила. Мы с папой по тревоге ушли в бомбоубежище, а мама наоборот, поднялась на чердак. Она потом рассказала, что там было очень страшно. Сирены воют, зенитки стреляют, самолёты ревут. С чердака мама видела, как вниз летят бомбы. А мы с папой в бомбоубежище один раз почувствовали, как колыхнулась земля. Это где-то недалеко бомба взорвалась. А ещё мама видела, как наши одного фашиста сбили. Как он упал, мама не видела, но как горящий самолёт нёсся к земле, заметила.
Сашка, дурень, всё рвался тоже на чердак идти. Но его тётя Шура не пустила. И правильно! Нечего ему там делать. Кстати, а где он? Всё ещё идёт?
Оглянулась, и увидела, что действительно, идёт позади меня метрах в двадцати. От самой школы идёт. Вот, паразит! И чего прицепился? Нет, понятно, что раз нам в одну квартиру, то и идти мы должны одной дорогой из школы. Только мне это совсем не нравится. Ну, неприятно мне, когда он рядом. Постоянно в напряжении и очередной пакости ожидаешь.
Ой, и тут раскопали! Ну и дела. У нас окопы прямо на улицах роют. Доты на перекрёстках строятся. И маму опять мобилизовали рыть окопы. Она на работу теперь не ходит, окопы копает. Бедная мамочка, она так устаёт. Но кому-то нужно эти окопы копать, верно? Они же сами не выкопаются. Папа не может. Из меня копатель тоже никакой. Вот мама и копает. Не одна, конечно. Я ходила к ней, видела всё. В основном женщины копают. Ещё старички и школьники. Из нашей школы тоже все классы, начиная с седьмого, отправили копать. Город к уличным боям готовится.
Раньше я как-то не задумывалась над тем, какое это страшное словосочетание - "уличные бои". Но теперь как представлю, что бой может случиться прямо у меня дома - мне страшно становится. Чтобы ко мне домой, прямо ко мне в комнату, пришли фашисты? У меня это в голове не укладывается. А ведь такое было уже. В городе много беженцев. И в бомбоубежище я встречаю их иногда. Ужасные вещи рассказывают. В Могилёве были сильные уличные бои. И в Новгороде. И в Таллине. Сколько же там простых жителей погибло? Страшно представить. А ещё говорят, что фашисты расстреливают пленных коммунистов и комсомольцев.
Сашка! Ну, как же надоел он! Идёт и идёт за мной. И не обгоняет и не отстаёт. Всё, надоело мне это. Я подошла к краю недавно вырытого окопа и остановилась. Вот, буду тут стоять, пока он не уйдёт. Мимо меня, цокая каблучками, прошла в сторону трамвайной остановки тётя Вера, в нашем подъезде на первом этаже живёт. Она недавно к нам переехала, в прошлом сентябре. Где жила раньше, я не знаю, а в сентябре она вышла замуж за дядю Сашу с первого этажа и переехала к нему. Помню, какая весёлая свадьба была у них! Столы прямо во двор выносили, не помещались все в квартире. А скоро у тёти Веры будет ребёночек. Живот уже очень сильно выпирает.