Офицер крикнул, и жандармы принялись разбрасывать камни.
Женя видела, как из-под кучи ракушечнику они вытащили что-то завернутое в пеструю немецкую плащ-палатку. Все столпились вокруг, разглядывая находку.
Что они там нашли? Листовки? Быть не может, Ленька никогда их у себя не хранил. Неужели оружие?! При этой мысли Женя ужаснулась; во рту у нее пересохло, и она почувствовала, как холод сковывает сердце.
Два жандарма схватили Леньку и повели. Он упирался, пробовал вырваться, но споткнулся о камень и упал; его волоком потащили к машине и втолкнули в кузов. Последними сели в кабину офицер и староста.
«Ворон», сделав крутой разворот, помчался вниз и скрылся за глиняным выступом горы.
Улица опустела. Только два голубя беспокойно метались в небе, кружили, падали и поднимались и снова кружили над слободкой…
XII
Не лились больше песни, не звенел над Зеленой горкой задорный Ленькин голос. Слободка притихла, погрустнела, и Жене казалось, будто вынули из нее звонкую певучую душу.
Целыми днями два белых голубя метались над ней из края в край, точно высматривая, разыскивая кого-то.
Приходили ребята и бросали корм возле Ленькиного убежища. Птицы садились, клевали, и никто их не трогал, не покушался на них. Они снова взлетали в небо и кружили, кружили…
И мысли Жени метались, кружили. Тревожные, бередящие душу мысли. Что с Ленькой? Выстоит ли? Не запутался бы на допросе. Замучают его!
Только на следующий день утром она узнала от Ани, что жандармы нашли под камнями развалин обрез, револьвер, ракетницу и одну листовку. В тот же день она слышала в управе разговоры об аресте партизанского разведчика и что полиция ищет его сообщников.
Шли дни. Неизвестность томила, угнетала, пугала. И Женя, поговорив с Игорем, решила сходить в комендатуру что-нибудь разузнать. Но чтобы не навлечь на себя подозрение, она пошла вместе с Ленькиной тетей, выдав себя за ее дочь. Однако попытки добиться в комендатуре свидания или передачи и что-нибудь выведать о Леньке не имели успеха. Переводчик сказал, что доступ к арестованным партизанам категорически воспрещен.
Тогда Женя пошла прямо к полицейскому подвалу. На посту у ворот стоял толстомордый, с маленькими заплывшими глазками татарин Ахмет из отряда карателей. Несколько раз она пробовала заговорить с ним и выспросить о Леньке, но Ахмет либо отмалчивался, либо изрыгал похабные ругательства. Женя ушла ни с чем.
Однако она не теряла надежды. И сегодня утром отправилась на Пушкинскую, часа за полтора до того, как идти на работу в управу.
Несмотря на рань, у полицейского подвала толпились женщины, девушки со свертками и узелками для передач. Несколько человек стояли в очереди возле ворот — счастливчики; получившие пропуска на свидание. Остальные — неудачники, толпились на мостовой.
На этот раз Женя решила не обращаться к часовому и стала прохаживаться вдоль длинной стены подвала, потихоньку напевая «Раскинулось море широко». А вдруг Ленька услышит, откликнется?
Этот длинный подвал под разбитым снарядами серым двухэтажным домом немцы недавно отремонтировали, наделали десятка два бетонных клеток — общих и одиночных камер, в которые бросали арестованных. Несколько окошек, выходящих на улицу, наглухо были задраены досками. Возле одного из них стояла женщина и, опасливо оглядываясь на постового, переговаривалась с заключенным, даже не видя его.
Где-то в одной из этих холодных бетонных клеток томился и Ленька. Но где, в какой из них? Женя медленно двигалась по тротуару вдоль стены, как бы случайно задерживалась у окошек камер и, напевая, чутко прислушивалась. Дойдя до очереди у ворот, она поворачивала обратно. Иногда шум и говор стихали. Тогда она тоже умолкала и отходила от стены, но, убедившись, что охранник за ней не следит, двигалась дальше.
Несколько раз Женя прошла взад-вперед, а Ленька голоса не подавал. Быть может, он в камере, выходящей во двор? Но как туда проникнуть? Дать денег? Прошлый раз одна из женщин говорила, что за деньги охранники пускают во двор и даже разрешают переговариваться у окошек. Попытаться?
Но тут Жене почудилось, будто кто-то тихо поет. Да, это голос Леньки! И он пел ту же песню, что и она, пел где-то рядом. Женя подошла к крайнему окошку и окликнула.
— Я здесь, здесь… Погоди, я сейчас, — услышала она торопливый шепот. — Я бы и раньше… Но тут охранник ходил, боялся, — услышит.