— Ты не переживай, не раздумывай. Иди в типографию. Это все-таки лучше, — Даша оглянулась и опять зашептала: — Шеф велел тебя, если откажешься, включить в список на отправку в Германию. Потому-то тебе и дали этот желтый листок.
Итак, все рухнуло. Полгода назад она стояла над бездной. Искала обходные тропы, петляла, кружила, и все, оказывается, напрасно. Теперь она опять на краю той же пропасти. Все пошло прахом.
Солнце давно перевалило за полдень, а Женя сидела недвижно, устремив затуманенный взор вдаль, на серую извилистую кромку Мекензевых гор.
Из тяжкого раздумья ее вывел голос, донесшийся с нижней тропы под редутом. Она оглянулась и увидела парня в черном бобриковом пальто и серой клетчатой кепке, из-под которой выбивались ‘ светло-русые волосы.
— Игорь! — радостно воскликнула она.
— А я тебя разыскиваю. Заходил к тебе, а мама сказала, что ты на бирже.
Игорь свернул с тропы к редуту. Казалось, все в нем — от маленьких ямочек на широком лице до непокорной пряди над большим светлым лбом — сияло, светилось радостной улыбкой. Поднимаясь к парапету, он не сводил глаз с Жени.
— Что с тобой? На тебе ведь лица нет. Тебе плохо? — участливо спросил он, крепко сжимая ее руку.
— Хорошо, что ты тут объявился. Если б ты знал, как мне нужно с тобой поговорить. И как это я сама не догадалась забежать к тебе, ведь ты тут рядом.
— Что у тебя стряслось?
— На, сперва почитай, а лотом все расскажу по порядку, — Женя дала ему направление биржи.
Игоря она знала по школе. Несколько лет они сидели за одной партой, в одно время вступили в комсомол и когда-то крепко дружили. Втайне ей нравился тогда этот зеленоглазый упрямый паренек. Но она и виду, конечно, не подавала. Окончив седьмой класс, Игорь ушел в строительный техникум. У него появились свои интересы, новые друзья, и они виделись редко. Дружба их сама собой оборвалась. Но она все время издали следила за ним, знала, что накануне войны он работал уже в портовых мастерских, вступил в партию и усидчиво занимался дома, готовился к поступлению в строительный институт. И она, работая в типографии, тоже готовилась к экзаменам в полиграфический. Встречались они всегда случайно, то в кино, то на улице. А со дня войны она больше года не видела его. Лишь месяца три назад он как-то прибежал к ней домой.
— Зашел по старой дружбе. Выручай, — сказал он, отбрасывая назад длинные волосы. Помоги достать два советских паспорта и кое-что из одежды. Скажу прямо: надо спасти двух коммунистов, бежавших из концлагеря.
Откровенность и прямота, с какой он говорил, подтверждали его непошатнувшееся к ней доверие и желание иметь в ней союзника.
Через, два дня Женя передала ему паспорта, которые раздобыла через подруг, а также отцовский пиджак и брюки. Но с тех пор Игорь не появлялся. И вот эта встреча…
Большое счастье иметь друга, товарища, которому, не таясь, можно вылить всю накипь души, все наболевшее, раскрыть сокровенные мысли. Только сейчас Женя это поняла. Она рассказала, ничего не утаивая, а Игорь, слушая, слегка морщил лоб, как в школе, когда решал сложную замысловатую задачу. И эта сосредоточенность его еще больше располагала к откровенности. Женя рассказала, как, симулируя болезнь, избавилась от высылки в Германию, о мытарствах на бирже, о листовке, принесенной Ленькой, о своих мятущихся мыслях, сомнениях, и, наконец, о сегодняшнем посещении биржи и тупике, в который зашла.
— Ты хочешь знать, как бы я поступил? — спросил Игорь.
— Да.
— Скажу тебе начистоту. Если бы мне дали вот эту желтую бумажку, я бы вприпрыжку поскакал с ней в управу.
— Как? Значит, ради опасения своей шкуры идти наниматься к фашистам? — щеки Жени порозовели.
— Все зависит от цели, какую ты поставишь перед собой. Да, именно от цели.
Игорь оглянулся по сторонам и, убедившись, что на аллеях бульвара никого нет, продолжал:
— Если ты пойдешь, как ты выражаешься, спасать шкуру — это одно. А если у тебя есть другая, высокая цель: помочь Родине, поддержать товарищей — это уже дело иное.
Лицо его в эту минуту казалось Жене суровым, а глаза искрились лукавством. Он опять оглянулся и, понизив голос, продолжал:
— Ты, Женя, наивняк. Типография — это же клад! Как ты думаешь, тем, кто писал воззвание, которое; принес тебе Ленька, им не нужны шрифты, бумага, краски? Да и сама ты, как наборщица, позарез им нужна! Ну что ты уставилась на меня, как на чучело? Неужто и теперь не ясно?