— Значит, он — особенный, — сказал Аркаша, уловив последние слова.
— Но как же, ведь тогда про всех остальных забываешь? — и Ленка вопросительно посмотрела на Аркашу, а потом совсем испуганно добавила, — и про бога забываешь?
— Почему ж про бога забываешь? Бог — это совсем другое.
— Но любовь-то одна!
— Бог тут совсем ни при чем. Венчают же в церкви — значит, бог за любовь мужчины и женщины, а не против.
— Правда? — удивилась Ленка и немного успокоилась. — Хорошо… Но с богом все яснее: я его люблю, он меня любит… Или, знаешь, когда кого-то одного выбираешь любить, надо просто бога не забывать. А то ведь у нас как? Влюбились, как им кажется, а бога и забыли…. А бог важнее.
Она неожиданно замолчала. А потом попросила:
— Аркаша, прочитай, пожалуйста, мне еще стихи свои, а? Они мне так понравились…
— Да? Правда? Хорошо, конечно… вот, — Аркаша засуетился, вытащил из-за пазухи серенькую книжечку, откашлялся, — правда, прочитать? — Ленка кивнула, и он начал:
Послушай, эту открыв страницу,
Ты не подумай, что это бредни,
Просто ночью опять не спится.
И каждый день, как последний.
Даже у несчастного человека,
Есть счастливые минуты,
Их ждешь три века,
А они уходят почему-то.
Все рассеялось, как хочешь — так живи,
И, кажется — не сделать ни шагу,
Нет ни веры, ни надежды, ни любви,
А только лучшая подруга — бумага.
— Вот только ритм как-то сбивается, — Аркаша начал оправдываться, — но ты знаешь, оно написалось сразу, как будто кто-то мне продиктовал, вот так и написалось…
— Это очень хорошее стихотворение, — честно сказала Ленка, — только очень грустное.
— Прочитать еще?
Ленка кивнула.
У не простившего проси прощения.
И у врага не жди пощады.
Любовь способна на унижения,
Ведь она исчадие зла и ада.
Она придет сама — не спросит.
Уйдет — не скажет до свиданья.
И ты один, и одинокий
Среди пустого мирозданья.
— Ну почему же любовь — “исчадие зла и ада”?
— Потому что, чисто когда влюбишься, сначала чуть-чуть хорошо, а потом — только дерьмово! Такие мучения, как в аду. И ты еще более одинокий остаешься, чем был до этого.
— Да, это хорошо ты сказал — “среди пустого мирозданья”. Как в пустом доме, из которого все ушли. Но, что “любовь исчадие зла и ада”, я не согласная. Ведь
любовь — это добро. Если человека любишь, будешь ему делать добро… — Ленка задумалась.
— Знаешь, мне же осенью восемнадцать исполнится — я уже написал заявление в военкомате, чтобы меня конкретно в Чечню отправили, — неожиданно сказал Аркаша, но Ленка не слушала:
— …А я все-таки думаю, что если любить человека всем сердцем, то он обязательно тоже будет тебя любить… Я в это верю… потому что так оно и есть! — Аркаша хотел что-то сказать, но Ленка, уже забыв о его существовании, заговорила сама с собой: — Ведь если я так люблю Юрку — а я его и правда очень сильно
люблю — иногда мне кажется, что даже больше, чем бога?.. — то он непременно полюбит меня, он не может не полюбить… тем более после того, что у нас было ночью, ведь мы…
— Что?! — взревел Аркаша, и Ленка его испугалась. — Ты?! С ним?! — Аркаша отскочил от нее. — Дура! Дура! Дура!
Ленка удивленно смотрела на него.
Он развернулся и быстро пошел прочь, продолжая ругать ее.
Ленка ничего не поняла. А “дурой” ее называли так часто, что она уже давно перестала обижаться.
Ленка в каком-то изнеможении опустилась на траву, легла. Солнце почти совсем село, и небо было темно-голубое, с розовыми, малиновыми, оранжевыми облаками. Почему-то казалось низким: встанешь — рукой дотянуться можно, как до потолка в их горнице.
Ленка, не мигая, смотрела на небо.
Небо. Небо. Не-бо. Не бог.
Небеса. Небеса. Не-бе-са. Не бесы.
Ленка сама испугалась своего открытия.
Как это так: небо — и не бог, и не бесы? А что тогда?
Глава 15
Утром Ленка вышла на работу.
Ей казалось, прошла целая вечность, как она не видела этих телят, Надьки, Таньки, не слышала криков бригадирши Ефимовой, постоянных перебранок ее дочки Маринки с другими доярками. Все ей казалось другим, не лучше, не хуже, а иным.
В проходе все так же бродил Моськин, и Ленка вдруг заметила, что он вырос. Теленок превратился в телка, и рожки его уже не выглядели так безобидно. “Скоро ведь старших телят на мясо сдавать”, — подумала Ленка без эмоций. На родилке уже ждало своего места в клетках телятника голов пятнадцать беленьких, как парное молоко, курчавых новорожденных теляток.