— Знаешь, а мне почему-то кажется, что все у Аньки-мелкой уладится. Она стала взрослой, у нее теперь своя жизнь начнется.
— Митькина бесится, она решила, что ребенок от Репы. То ей Юрка нужен, то Репа…
— Любка… — Ленка все-таки решилась, — а правда, что ты в Юккогубе была и хотела с собой покончить?
Любка неловко затушила сигарету. Стала снова закуривать.
— А че? Ежели мне жить не хотелось? — сигарета у нее в руке сломалась, и Любка швырнула ее в проход.
Ленка встала, медленно подошла, взяла Любку за руки.
— Ты так любишь Ваську?
— А че он забыл про меня! Взял, на х…й, спрятался у своего Юрочки, рыба-ачат целыми днями. Вот сука! Обещал со мною рыбачить, а рыбачил с Юркой! Откудова я знаю, что у него, блин, ко мне серьезно?! А может, может… я тоже от него беременна!
— Любочка, не ругайся! Конечно, серьезно, — испугалась Ленка последнего Любкиного заявления. — Это же видно, как он на тебя смотрит. Он ведь стихи тебе сочиняет! Просто у его мамы беда — ее Вазген бросил. Вот он и распереживался.
— Я вчера приехала — видела, как Алевтина по деревне с поленом бегала… — Любка понемногу успокаивалась.
— С поленом? — переспросила Ленка, представила себе толстую смешную Алевтину, бегающую с поленом, и улыбнулась, — к тете Тосе ходила, Вазгена возвращала. Все-таки, видать, решилась вернуть. Тут уж Тоське нет равных — если увидит, что любят, — кого угодно вернет.
— А я, блин, думала, я ему надоела, получил что хотел и бросил… — Любка все-таки закурила и стала расхаживать по проходу, бормоча. — Ага… Так-то? Да… Хорошо…
— А че раньше времени, не зная ничего, дурно-то о людях думать? Ты прежде все выспроси, а потом — думай себе. Я уверена, что Ломчик сегодня же у тебя на радостях объявится.
— Интересно, все уже знают, как я отравиться пыталась? Митькина узнает — она же в гроб сгонит издевательствами.
Тут же, естественно, появилась Митькина.
— Вспомнишь говно — вот и оно, — прокомментировала Любка вполголоса.
Митькина была с ярким красным зонтиком с намалеванной фигуристой красоткой. И в первый раз не на каблучках — в красных блестящих резиновых сапогах. Про Любку она ничего не знала. Или ей не до этого было.
— Что Леночка, — не здороваясь, Митькина встала напротив них руки в боки, — мои облюбки подбираешь? Бери-бери. Телятница и конюх — как романтично. Она коровье дерьмо убирает, он — лошадиное. Хи-хи.
Ленка молчала: у нее просто не было сил. А Любке уже надоело ругаться с Митькиной. Они просто сидели и тупо смотрели на нее.
Митькина, не дождавшись ответа, и уже менее воинственно заявила:
— А Репу по ходатайству совхоза приняли в городе в транспортное училище. Он автомехаником будет. Машину себе купит вместо мотоцикла.
Ленка с Любкой молчали.
— Вылупились! — вышла из себя Митькина. — Недоумочные дуры! — развернулась и, горделиво виляя бедрами, зашагала прочь.
Неожиданно для самих себя Ленка с Любкой разразились громким смехом: Ленка истерическим, а Любка так, от полноты жизни.
— Митькина вас с Юркой видела на мотоцикле, как он тебя катал, — продолжая заливаться, выговорила Любка, — бесится! Юрка-то сразу в Юккогубу к родственникам уехал, я его там видела: странный он какой-то был, — Любка пихнула Ленку в бок и подмигнула.
У Ленки камень с души упал, и она засмеялась звонким счастливым смехом.
Глава 16
Вечером, когда дождик кончился и даже солнышко выглянуло, Ленка бегала к Аркаше. Ей было невыносимо стыдно за то, что она его не выслушала тогда, на закате, а ведь он что-то важное ей говорил. Как он хочет поехать в горячую точку, в Чечню, спасаться от чего-то еще более страшного, чем война.
Ленка бежала, и ей хотелось обнять его, прижать к себе, утешить, защитить. Но Аркаша даже в дом ее не пустил.
— Чистенькой прикидываешься, святошей? А мне Митькина все конкретно рассказала! Все-все про тебя, Леночка.
Ленка как на стену с размаху налетела:
— Что — все?
— И за меня заступалась — помнишь, когда Репа мои стихи читал и книжку мне не отдавал? — только чтобы перед ним выпендриться! Выпендрилась? Получила? Чистенькая она! Такая же сучка, как все!
Но Ленка не слушала, а бежала, бежала, бежала прочь.
…А у Ленкиного дома, на скамеечке, сидели баба Лена и тетка Тося. Весь день обе провели в заботах, и теперь им хорошо было сидеть вот так, на солнышке, греться. Мир — Тоськин дом напротив, слева сирень, речка, у речки ольхи, а справа —