Выбрать главу

Глава 8

Все в той же бывшей церкви кроме клуба располагалась библиотека. Зимой в библиотеке жарко топили, дров совхоз не жалел; летом было приятно прохладно. Книг, в основном по школьной программе, было немного, все они помещались в пяти шкафах, и в помещении было просторно, светло. Ощущение уюта придавали два еще приличных кресла рядом с журнальным столиком.

Ленка любила заходить в библиотеку, болтать с тетей Катей. Любила посидеть в кресле. Кресло — это была какая-то странная, чужеродная, малоизвестная, а потому ужасно интересная мебель. В деревне сидели на стульях, на табуретках, на скамьях, на кроватях, наконец, или на диванах, которыми некоторые деревенские, например, бригадирша Ефимова, уже успели обзавестись. Но кресло — это было что-то из ряда вон выходящее.

Больше всего Ленка любила листать глянцевые журналы, которые предусмотрительная тетя Катя на дом брать не разрешала. Журналы — это, конечно, громко сказано. Журнал был один — “Крестьянка”, и каждый свежий номер в первые же дни Ленка зачитывала до дыр, выучивала наизусть. Даже рекламу духов и кремов. А потом уже приходила, брала в руки и просто листала, вспоминая часто непонятные ей статьи и вдыхая уже почти выветрившийся от множества деревенских рук, листавших его, запах.

Журналы были из другой жизни, и про другую жизнь. Про совершенно других людей, как казалось Ленке. В деревне были бабы, девки, тетки, старухи, а в той, другой жизни, — женщины. В легких платьях и на высоких каблуках. Ленке не верилось, что вся разница с ними только в одном — они были городскими. Конечно, не в этом. Хотя и в этом тоже. Митькина тоже была городской, и не такой, и ходила на каблуках. Но Митькина была все-таки понятной. Все городское у нее было снаружи, а внутри — точно такое же, как у Ленки, простое, как молоко, как сено. Люди вообще, как правило, снаружи одни, а внутри совсем другие. Снаружи, например, злые, а

внутри — добрые. Снаружи крикливые, а внутри — как испуганные дети. Прячутся сами в себя, как мышь в норку. Баба Лена говорит, что все беды — от этого: сами себя не любят, такими, какие есть.

Неужели эти женщины из журналов взаправду были такие, какие на фотографиях? Красивые, смелые, умные… Иногда Ленке очень хотелось верить, что где-то все-таки живут другие люди: лучше, выше, красивее, чем те, кого она знала за свои шестнадцать лет. С другой стороны, ведь она так любила, по-настоящему любила и Любку, и Ломчика, — Юрку! — и бабушку, и Таньку, и напарницу свою Надьку, и тетю Катю вот, и даже Ефимову…

— Сидишь! — в библиотеку влетела Любка. — Здрасте, тетя Катя! — и с размаху плюхнулась на второе кресло, — опять с журналами? Дай-ка мне вот тот.

Ленка подала:

— Они такие красивые…

— Только пишут там пое-что, и не понять, — Любка, открыв было журнал, передумала, и теперь сидела, обмахиваясь им, как веером. — Как тут хорошо, прохладно!

— Здравствуйте, — нараспев, протянула появившаяся в дверном проеме Митькина, — вы что, девочки, за книжками пришли?

— Привет, Митькина, — буркнула Любка, — ага, что-то давно Достоевского не читали — решили перечитать.

Но на неудавшуюся шутку Митькина не обратила внимания, а затараторила:

— Тетя Катя, какой у вас сарафан красивый, как он вам идет! Вы в нем такая молодая!

— Да ладно, — засмущалась библиотекарша, — в Юккогубе вот, на днях купила…

— Мне бы “Крестьяночку” на дом, а? А-то все дела, дела днем, только вечером и могу посидеть часок, почитать… — продолжила Митькина тем же елейным тоном.

— Ой, — растерялась тетя Катя, — ну бери…

Митькина победоносно взяла номер у Ленки из рук. Продефилировала по книжным рядам, повиливая бедрами в коротеньких шортиках, и остановилась напротив подружек, у окна.

— Что-то ты, Ленка, на дискотеки в последнее время ходить стала часто?.. — Митькина, не глядя на нее, разглядывала свой мизинчик.

— А тебе какое дело? — вместо Ленки ответила Любка. — С тебя берет пример. Ты же у нас звезда Куйтежей, уедешь осенью — как жить будем, не знаю. У кого учиться будем задом крутить — не ясно. Бедные мы несчастные.

— Учитесь-учитесь, — покровительственно пропела Митькина, — вам, правда, долго учиться надо… Двигаться не умеете, ритм не слышите, но это ничего, даже зайца можно курить научить, — Митькина в городе полгода ходила в секцию бальных танцев и чувствовала себя профессионалкой.

— Красиво девочки танцуют, — вступилась тетя Катя, — что ты, Аня, на них нападаешь?.. Как умеют, так и танцуют. Приходите все вместе в выходные, я клуб пораньше открою.

— Придем, — отозвалась за всех Митькина, — особенно Ленка у нас прибежит пораньше. Только вот для чего? Или ради кого?

Но тут в библиотеку вошла Ирка Румзина и с ходу набросилась на Катерину:

— Нет, ну что это такое делается-то?! Мало того, что этот бык чертов всех пугает по полям, а директору все равно, так теперь еще решили ввязаться в программу по выращиванию овощей по финской технологии. Финны бесплатно технику дают для посадки. А у нас земля сама знаешь какая: чуть копни — один исподник — камни. Неудобья: то косогоры, то перелески, то ямы, то канавы. Где у нас этим нарядным финским машинкам пройти? А кто эту морковь убирать будет? Картошку-то убирать некому. Кто за такие гроши в земле копаться будет? Сколько в прошлом году под снегом осталось, помнишь? Да и хранилища под овощи у нас нет. Вырастим

морковь — и куда ее девать? Сразу продавать — не выгодно, хранить — негде.

— На кой ты мне тут лекции читаешь, — вклинилась, наконец, в ее словесный поток тетя Катя, — чем я-то тебе помочь могу?

— Давай мне все, что у тебя есть про выращивание овощей.

— Да у нас, сама знаешь, какого года литература…

— А-а, давай.

Тетя Катя пошла искать книги по стеллажам, а Ирка обратила внимание на девчонок.

— Здравствуйте, девочки! Слышали да что творят? Лишь бы взять что-нибудь бесплатно, да насажать побольше, пока деньги дают, а кому убирать все это потом, какова реальная выгода — всем плевать. А ведь земля — это такое богатство, да? Выйдешь утром в поле, солнце кругом, ширь такая, что дух захватывает, и как

будто — летишь… — у Румзиной даже глаза загорелись и стали добрыми, масляными, как будто о любимом мужчине говорила.

— Земля и земля… — повела плечиком недовольная тем, что их разговор прервали, Митькина, — зато кроме этой земли у вас, деревенских, тут ничего и нет. Серо, скучно, зимой — холодно.

— Грибы, ягоды можно собирать! — вставилась Ленка, — не скучно! А что у тебя в городе-то есть?

— В городе — культура, — Митькина даже удивилась столь глупому вопросу. — Музеи, театры…

— Сама-то давно в теантере была? — Румзина посмотрела на нее с жалостью.

— Я?.. Мы с классом тогда… э-э… ходили… На Чехова…

— Раз в год в теантер сходят, а потом своей культурой в нос тыкают. Культура — это когда человек работать умеет, дело свое знает и делает его с радостью.

— Да, вот и Танька с родилки говорит, что работать надо с радостью, работа веселых любит, — снова вклинилась в разговор Ленка.

— А грибы ваши собирать — маслята вшивые — от них потом все пальцы коричневые. Фи!

— И правильно говорит, — поддержала Румзина Ленку. — Земля, поля вот эти, тишина, птицы — это такое богатство, которое в городе никому и не снилось, — Ирка говорила это от души, она всегда изъяснялась как-то восторженно, — Катя, найди мне ту синюю книжечку, помнишь, лонись1 брала?

1 Лонись — в прошлом году.

— Работают глупые, а умные затем и умные, что могут найти себе такое место, где работать не надо, — устало, как будто объясняла это уже в сотый раз, сказала Митькина, но Румзина отошла к стеллажам искать книжку.

— А если не работать, то что же делать? — удивилась Ленка.

— Жить! Жизнь — это развлечение! А в городе развлечений больше, чем в деревне. Вот вы тут и скучаете, и ничего не знаете. Знаете, что такое боулинг? — Ленка с Любкой не знали, и Митькина пояснила: — Это игра такая: шары катать, чтобы они кегли сбивали. Кто больше кеглей собьет — тот выиграл.