– Лестари, значит… Иностранка, – разочарованно протянул директор филиала, кося глазом на то, как туристочка развлекала публику. У Лестари все-таки получилось выдавить струйку молока, и теперь она гордилась собой, с важностью поглядывая на ведро, корову, ее хозяйку и всех присутствующих. Публика, испытавшая буквально катарсис, разразилась аплодисментами. Потом место Лестари на скамеечке занял какой-то парень, и девушка принялась так искренне за него переживать, что снова перетянула все внимание на себя.
«Иностранка – не иностранка, а работу в турфирме я ей предложу!» – решительно подумал Артем Олегович и принялся выбираться из толпы. Дел у него имелось еще предостаточно.
3
На следующий день сын станичного ветврача Василида Иониди Костас привел в контору к Артему Олеговичу удивительного персонажа. Хотя станица Урожайная, как и все поселения на Ставрополье, была многонациональной, казахов в ней до сей поры не очень наблюдалось. Но дело было, конечно, не в национальности парня с омонимическим именем Канат, а в его желании поработать в турфирме буквально на общественных началах.
– Я приехал в гости к Костасу на все лето, – рассказывал парень, глядя на директора честными карими глазами. – Увидел, как тут у вас все устроено, стало интересно. Хочу поучаствовать в постановках, которые вы делаете для туристов. А вообще я автомеханик.
«Ой, темнишь ты что-то парень, ой, темнишь, – подумал про себя Артем Олегович, на раз-два разгадав хитрый план приятелей. – Наверняка девушка какая-то понравилась, а как подъехать, не знаешь. Вот и додумался прийти в турфирму. План-то в общем-то рабочий. Все наши станичные красотки в постановках заняты».
При всей его продуманности Суроваткину и в голову не пришло, что приезжий казах заинтересовался туристкой. Непродуктивно ведь то – сегодня она здесь, а завтра ищи-свищи. А если он рассчитывает на скоротечный курортный роман, то к туристке следует подкатывать немедля, пока не уехала, а не разводить турусы на колесах.
Впрочем, Артем Олегович разоблачать молодежь не собирался. Хочет парень попробовать себя в деревенском шоу, так велкам. Даже оплату ему, такому бескорыстному, за это начислят, а как же, надо для отчетности.
Суроваткин предложил парням присесть и немного обождать, и открыл на служебном компьютере папку с ближайшими заказами. Практика показывала, что куда-то всегда требуется дополнительный человечек. Можно будет Каната этого туда засунуть.
На послезавтра в плане значился обряд горской женской брачной инициативы. Артем Олегович хорошо помнил обстоятельства этого заказа.
Проведения обряда пожелала довольно взрослая супружеская пара из Санкт-Петербурга.
Родом муж и жена были из Дагестана, но судьба свела их в северной столице. Поженившись еще студентами, они сразу же родили двоих детей и долго выгрызали себе место под хмурым питерским солнцем. А потом, уже неплохо устроившись в жизни, поняли, что пропустили в отношениях какой-то важный романтический момент. И решили отыграть его в отпуске, который спланировали очень заранее.
Почему они выбрали обряд женской брачной инициативы, питерцы не говорили, и в «Ясных зорях» решили, что это что-то глубоко личное.
Такой обряд был для турфирмы в новинку, но само название его звучало очень перспективно и в будущем могло украсить перечень предлагаемых услуг.
Суроваткин с удовольствием начал заново просматривать сценарий, в котором по договоренности с заказчиками обряд сватовства плавно переходил в свадебный.
Глаз его наткнулся на нескладные куплеты с ремарками.
Поют подруги невесты:
«Мы с невестой идем,
Стелите нам красный ковер.
У нашей невесты в деревянном сундуке
И сахар колотый есть, и финики.
У вашего жениха в чугунке
Остывший хинкал и бульон холодный».
Поют друзья жениха:
«Стройный, как чеченец,
Статный жених.
Из того рода, где и мясо жирное,
И вид хороший.
Приступом крепость берущий,
Девушек похищающий».
«Как они будут это петь?», – задумался директор филиала турфирмы и вгляделся в текст повнимательней.
Куплеты оказались приблизительным переводом, приведенным здесь для сведения туристов, а петь участники свадебного шествия должны были на языке одного из небольших народов западного Дагестана.
В оригинале последний куплет звучал так:
"Лага чергес, чачанав,
Черх узданав Санкьадиссев.
Гьан кьарияв кьибилалъул,
Кьер берцинав тухумалъул,
КIаннцIун хъала бахъулев,
Хъамун ясал рачулев".
«Ну вот, все складно, – обрадовался Суроваткин. – Но все же, как они будут это петь?»
Погулять на запоздалой свадьбе заказчики обряда пригласили не родню, уже отметившую это событие лет двадцать назад, а институтских друзей, которые, конечно, не знали хваршинского или хотя бы более распространенного аварского языка. Ожидалось до двадцати человек, и турфирма заранее взяла напрокат условно подходящие национальные костюмы в двух театрах и одном народном коллективе.
В сценарии праздника значились: доставка на лошади невесты, укутанной в ковер, к дому жениха; обряд открывания лица невесты; танец невесты с женихом с обсыпанием их морковью; тайная брачная ночь в чужом доме; поиски гостями этого дома, чтобы спеть что-нибудь под окнами; много национальной музыки и кухни.
Особой строкой шли похищение папахи жениха, а потом и самого жениха; подмена укрытой покрывалом невесты на свадебном пиру; возврат папахи, жениха и невесты за выкуп. Причем выплачиваться он должен был не деньгами, а сельскохозяйственными животными.
Для выкупа похищаемых во время обрядов граждан и имущества турфирма содержала небольшой контактный зоопарк, включающий в себя в том числе милого ослика и двух картинно-кучерявых барашков: черного и белого. Все животные были мирными, покладистыми и привычными к шумному умилению и тисканью. Имелась и спокойная флегматичная лошадь для транспортировки невесты и других подобных задач.
Пролистывая сценарий, Артем Олегович вспомнил, как маялся разработчик сценария, ставропольский этнограф Владимир Чапайкин, работающий в «Ясных зорях» по договору, с одной маленькой деталькой обряда.
Как следовало из исторических источников, на подходе к дому жениха невесту следовало осыпать морковью, которая в большом изобилии росла и до сих пор растет в горах. Тоже самое полагалось и во время первого танца новобрачных.
Зачем это делалось, понятно.
Молодых на свадьбе посыпают местными сельскохозяйственными культурами во всем мире – это символ плодородия и прибавления в семействе. Но вот дальше начиналась затыка. Морковь мыть или нет? Может, ее надо чистить? Бросать целые корнеплоды или кусочки? Ответа не знали и дагестанские краеведы, с которыми Владимир беспрерывно консультировался.
В конце концов было решено обсыпать невесту хорошо отмытыми небольшими морковками с зелеными хвостиками. Во-первых, это красиво. А предки, если что не так, извинят.
4
Сам же горский обычай брачной инициативы женщин заключался в том, что вдова или возрастная девица имела право заявить имя избранника, и отказать ей было нельзя. Причем избранником мог стать даже женатый мужчина, что в условиях узаконенного многоженства никого не смущало. Однако делалось все это не без подвыподверта.
Представитель местной общины вечером поднимался на крышу дома, где проживала непристроенная особа, и через дымоход просил назвать имя человека, за которого она желает выйти замуж. Если дама, не чинясь, называла имя, общественник тут же оповещал о том сторону жениха. Девушка могла и сама прийти в дом мужчины и объявить, что никуда отсюда уже не уйдет, но вариант с крышей и дымоходом показался турфирме поинтересней.
Вообще в брачных обрядах кавказских народов крыш оказалось многовато. Например, невесту по дороге к жениху забравшаяся на крыши молодежь обливала водой, обсыпала золой, закидывала сырыми яйцами. Потому-то ее и укрывали ковром. Это было, конечно, весело, но архитектура ставропольских станиц отличалась от аутентичной, и свадебных хулиганов было решено спустить на землю.