Откачивали меня довольно долго, но все же вернули к жизни. Попросили не рассказывать матери: иначе всем, кому меня доверили, могло здорово влететь от родителей. Я пообещал и действительно об этом не рассказывал, потому что прекрасно понимал, что иначе на речку меня больше не пустят. Ну, а теперь уже можно…
Хорошо помню тяжелые 1947–1949 годы. На Кавказе – редчайший случай – случился настоящий голод. Но люди относились друг другу как родные, делились последним и всем старались помочь. Тогда мы уже жили в Поти. Дом наш находился в пяти минутах ходьбы от центра. На нашей улице Профинтерна (позже переименованной в улицу Нико Ломоури) было тридцать домов, и в половине из этих домов отцы не вернулись с войны. Но мы все жили как одна большая семья. Потому и выжили.
Хлеб выдавался по карточкам, продукты можно было купить только на рынке, и они стоили больших денег. Поэтому все наши соседи, и мы вместе с ними, все что только могли выращивали сами. Кукуруза, фасоль, огурцы, помидоры росли на наших огородах. Урожаи в здешних местах с субтропическим климатом всегда были хорошие. Особенно поддерживали нас фрукты. Яблоки, груши, гранаты. Традиционно хорошо в Поти плодоносили цитрусовые. Но в 1949 году не повезло. Была страшно холодная зима, и множество плодовых деревьев погибло. У нас, например, вымерзли корни у пятидесяти мандариновых и апельсиновых деревьев. В это время, пожалуй, только и спасала рыба. Камбалы в море тогда было много, и на базаре она продавалась постоянно и недорого, а на озере Палеостоми можно было ловить даже деликатесную кефаль.
Нашими соседями слева была семья Ратиани. К ним – к одним из немногих – после войны вернулся глава семьи. Правда, вернулся он инвалидом. Женой его была известная во всем Поти тетя Катуша (так ее звали и грузины и русские). В семье Катуши росло трое сыновей: Созари, Гамлет и Бутхузи. Это были очень хорошие ребята, и я с ними дружил.
Тетя Катуша (Екатерина – Катюша) работала фельдшером. Женщина эта по самой природе своей была целителем, однако трудная жизнь не позволила ей выучиться на врача, она стала только фельдшером. Но что значит диплом, если лечиться к ней ходил буквально весь город. Этой чудесной женщине я благодарен на всю жизнь за то, что она, как добрый ангел, ухаживала за нашей мамой, когда мы все, ее дети, учились в разных городах нашей страны. Свою старшую дочь я назвал Екатериной именно в честь этой чудесной, истинно душевной женщины.
Дворовые истории
Отар был нашим соседом через улицу. У него был порок сердца. Его оперировал сам Федор Григорьевич Углов. Он тогда просто хороший хирург был, еще не всемирно знаменитый. Мы с Угловым потом дружили, я ему даже как-то рассказывал о своем товарище Отаре Шамугия, которому тот подарил жизнь. У Отара даже была фотография, как он лежит на операционном столе, а над ним склонился Углов… Трудно даже понять, кто и как это фото сделал. Отар этим снимком очень дорожил и гордился.
Между прочим, у нас с Отаром в детстве было любимое развлечение, которое мы всегда вспоминали, когда встречались: гонки на поросятах. На нашей улице в Очамчире было принято вешать поросятам на шею такие фанерные треугольники, чтобы они не могли пролезть между планками забора и в чужие огороды не повадились… Вот за эти треугольники мы хватались, запрыгивали на своих «скакунов» и неслись наперегонки с поросячьим визгом по улице. Замечательное развлечение, только если хозяева не увидят…
Иногда по телевизору показывают знаменитое американское развлечение – родео. Там настоящие профессионалы-ковбои соревнуются, кто дольше удержится на спине необъезженного мустанга или быка. Очень похоже на то, что мы с Отаром вытворяли в детстве. Кстати, замечу, поросята тоже о-о-очень норовистые «скакуны». Они всегда нас в конце концов сбрасывали – но все равно это было здорово, так что мы старались как можно дольше проскакать, не вылетая «из седла».
Прожил Отар лет до пятидесяти пяти. Не будь той операции – никакой нашей веселой жизни, этих гонок на поросятах, нашей долгой дружбы тоже не было бы. То, что Отара спас замечательный хирург Федор Григорьевич Углов, и то, что мой товарищ после операции стал здоровым человеком (да еще фотография с операционного стола), – все это, думаю, в молодости сильно на меня подействовало. И мне захотелось стать медиком… и не просто врачом, но именно хирургом, который может вот так явно дарить людям здоровье и жизнь.
Отношения другими детьми у меня были не безоблачные. В двух домах от нас жил мой ровесник Николай, у которого было четверо старших братьев. Они все были очень боевые ребята и считали, что Коля-младшенький растет каким-то слишком уж миролюбивым и безобидным. Поэтому они проводили для него регулярные «уроки мужества». Учили бороться и драться на кулаках. Но тренировки тренировками, а для воспитания характера необходима настоящая драка: а тут как раз я – очень удобно для них – иду из школы домой и никак не могу миновать «опасное» место.