Рид кивнул, соглашаясь с Мэгги.
– Она права. Дин хороший человек. У него была не легкая жизнь, но я верю, что он просто пытается поступать так, как считает правильным. Во всяком случае, не о Дине я хотел поговорить. Речь идет о его дочери, Валери.
– Кто, черт возьми, Дин такой? – перебила Клара, прежде чем он смог что-либо еще сказать.
– Робби, – ответили мы в унисон.
Мне пришло в голову, что Клара не слышала о новом имени своего бывшего сводного брата. Я откинулся на сиденье и наклонился ближе к ней.
– Дин – это Робби, – объяснил я, ощущая какое-то спокойствие, разговаривая с ней в этот момент.
– Он изменил свое имя, обманул Мэгги, чтобы прийти на торжественный ужин в качестве ее спутника в тот вечер, когда она не узнала его, и теперь он чертовски скрытничает.
Мэгги тут же встала не его защиту:
– Он не обманывал меня!
– У Робби есть дочь? – спросила Клара, не обращая внимания на драму. – Сколько ей?
– Пять, – ответил Рид.
– О! – выдохнула она. – Это невероятно. Бредово – но невероятно.
На лице Рида появился намек на улыбку:
– Я тоже так думаю.
– Что невероятно? – смущенно спросила Мэгги. Она переводила взгляд с Клары на Рида. – Папа?
– О, это просто здорово, – пробурчал я, сообразив, о чем Рид и теперь Клара думали. – Рид полагает, что дочь Робби может быть его дочерью.
Робби и его золотоискательница-мать, Моника, покинули Блу-Крик и всех нас примерно шесть лет назад. И если дочери Робби было пять лет, это означало, что ему пришлось бы обрюхатить кого-то очень быстро после того, как они уехали. Так и случилось что-то подобное. Или кто-то обрюхатил психованную Монику и Робби теперь заботился о ее ребенке. Этот кто-то – Рид?
Думаю, что все может быть.
– Это просто предположение, – размышлял Рид. – Единственное, на чем я основываюсь – это возраст девочки.
Когда Мэгги заговорила, ее лицо не выражало никаких эмоций:
– Она очень похожа на Робби. У нее его темные волосы и глаза. Даже его рост. Но предполагаю, что возможно... это значит..., – она тяжело сглотнула, – Это может означать, что Робби никогда не нарушал ни одного из обещаний, данных мне. И это чудесно, если у него есть сестра. Она очень милая. Что ты собираешься с этим делать, папа?
– Ничего, – пожал плечами Рид, – сейчас я ничего не могу сделать.
Я подавился большим глотком воздуха. Что? Почему он вообще размышлял, о том планировал ли он что-нибудь делать?
– Черта с два не можешь! Ты можешь позвонить своему адвокату. Можешь потребовать тест на отцовство. Если выяснится, что она твой ребенок, Рид, тогда ты можешь бороться за родительские права. «Ничего». Как бы ни так!
– Нет, – настаивал он, – я не могу этого сделать. Если девочка находится под опекой Моники, сделаю все, что в моих силах, чтобы бороться за нее. Но – и это то, что я пытался сказать раньше, – Дин – хороший человек. Он сменил имя из-за отца, и ничего больше. Он сам должен рассказать, и я не буду вдаваться в подробности, но ясно, что за последние шесть лет у него было множество забот и веские причины не появляться здесь раньше. Теперь он вернулся в Блу-Крик, и у меня создается впечатление, что он вернулся, потому что он хочет все исправить. Мы должны верить в него и переждать это.
Рид хотел позволить Робби открыть все, когда придет время. Но это было из-за того, что Рид верил, что коварный аферист матери взял много денег у Робби в процессе тяжелого развода в первый раз. Неужели Робби просто так же смотрит на все сквозь пальцы, как и его мать? Я бы сказал... возможно
Рид и я продолжали спорить. Мы обсудили со всех сторон все возможности и что нужно сделать.
– Послушайте, – внезапно вмешалась Клара, – Я очень рада возможности иметь еще одну сестру, – сказала она всем. – Правда. Это лучшая новость. Но в одном я согласно с Лео. Мы должны что-то предпринять.
Бросил взгляд на Клару. Черт возьми! Она просто согласилась со мной? Нам было чертовски хорошо спорить, но такая перемена – быть согласным в чем-то – чуть не свалила меня со стула. И, на самом деле, это очень приятно – знать, что она поддерживает меня. Из-за этого все мое тело физически расслабилось. Поймал ее руку под столом и мягко сжал. Возможно, это были только пару слов, что она сказала мне, но они значили для меня все.
– Если ты не хочешь предпринимать никаких действий, – начал я, мой голос стал спокойнее в десять раз, – тогда ты не должен был вовлекать меня в этот разговор. Я злюсь, а ты – безразличен, и я ничего не могу с этим поделать.
Рид, который ни разу не поднял голос, не отступил от своего спокойного поведения в течение всего нашего разговора, был обижен моими словами: